«Мне всегда интересно было,
а как это - писать прозу?»
1.
-А ещё дед сказал, что это мы своей громкой музыкой пугаем рыб, и убрал аквариум, а вчера звонила Олеська, рассказывала, как они всей конторой ездили гулять в новое кафе, а сегодня она работает, и от нечего делать в аське висит, велела тебе передать привет.
Речь Наташки сливалась в единый поток и тонула в шуме гуляющей рядом компании. Единый этот шум напоминал гудение большой разноцветной мухи присевшей на стол и изредка взлетающей, что бы с тяжёлым стуком упасть в другую тарелку. Даже здесь, на холме не было спасения от жары, воздух настолько прогрелся солнцем и асфальтом, что стоящие у подножья березки «танцевали» в мареве.
« «Шших» - сказали двери подъехавшего автобуса и выпустили из своего горячего тела изможденных жарой пассажиров. Пыльные и мокрые от пота побрели они в разные стороны. Автобус принял очередную порцию страдальцев, хлопнул презрительно дверями и помчался по маршруту, размахивая, высунувшимися из открытых окон, синими занавесками.
-Ой, да говорила я ему, говорила. Да разве он меня слушать будет. Что, ты! Заладил своё «Женюсь, женюсь». А она… - говорившая это женщина наклонилась к уху своей товарки и зашептала что-то, изредка останавливаясь, что бы передохнуть. Подружки так увлеклись, обмениваясь последними новостями и сплетнями, что не заметили подсевшего на лавочку рядом мужчину с тросточкой.
-Раньше девушки женихов в озере искали, - начал негромко мужчина,- юбки повыше поднимут, и давай по кромке бежать. Смех, брызги во все стороны, друг дружку спихивают в воду. Рожали без мужей и говорили «Что в людях ведётся – никого не минётся».
На остановке воцарилась тишина. Притихли сидящие подружки, замолчала компания полуголой молодёжи и даже малыш в панамке до этого кричавший не своим голосом, притих на руках измученной матери, моргая полными слёз глазёнками. Мужчина, не обращая ни на кого внимания, рисовал тросточкой в пыли смешные рожицы. В наступившей тишине все ждали продолжения.
-Конкретно больной, - сказал самый высокий юноша в компании молодежи, и выплюнул жвачку мимо урны. Молодёжь загоготала, престарелые подружки вернулись к своему разговору, а малыш в панамке закричал ещё громче. Подъехавший автобус вспугнул стайку голубей, немногочисленные ожидающие нырнули в автобус. Долговязый парень сел на переднее сидение и тут же подскочил. На новых, купленных недавно шортах белела жвачка.
-Реально вкосячился,- прокомментировал кто-то из компании. Побелевший от гнева парень пытался отчистить эту липкую массу, но только больше разматывал длинные тонкие нити. Мужчина с тросточкой продолжал рисовать смешные рожицы»
-А я ей говорю, вот получим деньги и махнём втроём, мы уже давно не собирались. Ну, ты-то чего молчишь? – Наташка нервно махнула волосами, собранными в хвост.
-Ааа, да, да. Съездим, конечно. Получим зарплату и съездим.
-Ну, тогда я Олеське звоню, договариваюсь на седьмое.
-Угу… - взгляд Ирины скользил выше верхушек молоденьких берез, по голубому небу, где медленно двигались маленькие кучевые облака, - Почему люди не птицы, почему не летают?
-Тебя чего это так торкает сегодня? Перегрелась? – взгляд Наташки стал серьезным и сочувствующим,- так, встаем, встаем и поближе к дому.
2.
Отпуск действовал на нервы даже больше, чем работа. Вся семья под одной крышей – готовка, стирка и ни минуты тишины. Ирке хотелось лечь на диван, заткнуть уши и закрыть глаза. Ни чего не вижу, не слышу, не знаю. Боже, ну хоть бы денек покоя! Сегодня Ирка решила обхитрить обстоятельства и создать иллюзию покоя и одиночества. Утро она встречала на том же холме, где вчера разговаривали с Наташкой. Двести шестьдесят пять ступенек вверх и весь город, как на ладони. Прохладный ветер теребил короткие волосы, слышались голоса птиц, улицы пустынны и только неугомонные рыбаки маленькими точками виднелись на причале.
«На холме, там, где совсем недавно построили беседку и установили поклонный крест, стоял мужчина. Темного цвета костюм и тросточка - только это могло бы его выделить из общей уличной толпы. Не было в чертах его славянского лица ни чего уродливого или запоминающегося. Светлые волосы, серые глаза, тонкие губы, брови прямые, светлые, и только темный костюм в такую жару выдавал в нем приезжего человека. Прохладный утренний ветер теребил его короткие светлые волосы, где-то в листве молодых берёзок щебетали птицы, улицы были пустынны. Город, раскинувшийся у озера, дремал в тени старых лип. Восстановленные храмы ловили солнечные лучики крестами на куполах. Мужчина замер, слился с утренней тишиной и покоем. Под его ногами лежал древний город, богатый своей историей, но однажды оказавшийся на обочине быстро летящего времени. Взгляд его рассеянно блуждал по маленьким сельским домикам и огородам, по многоэтажкам и заросшему камышом озеру. Завороженный картиной плавающих в озере облаков он замер…
-Ты эта, спишь, что ли? Ну, отойди тогда не мешай работать, - женщина, в старых джинсах и мужской рубашке нарушила утренний покой и умиротворение. Мужчина двинулся в обратный путь по тропинке, опираясь на тросточку»
Зинка прогромыхала пакетом с бутылками в направлении беседки на холме. «Утро закончилось», - сделала вывод Ирина и поспешила вниз по лесенке, перепрыгивая через две ступеньки. Дома ждали дети и муж. Пора приниматься за готовку. «Может сразу в круглосуточный магазин забежать? Куплю огурцов, майонез, колбасы. Сготовлю окрошку, блюдо, как раз для нынешней погоды»
3.
-Мам, смотри, мам, лавочки покрасили, как радугу! Давай посидим, а? Ну мы немножко посидим и дальше пойдём, - Анютка подпрыгивала, тянула за руку в маленький дворик, - там и качели есть! Давай, давай тут посидим!
-Только не долго! – Ирина сдвинула хмуро брови, но дочка предпочла это не заметить.
-Встряли надолго, - подтвердил опасения Ирины сын. - Мам дай денег я мороженное нам куплю, пока Анка качается.
Сын убежал в магазин, дочь осваивала новые качели, а их мать, получив долгожданную свободу, села на лавочку.
«Старый дворик был ещё пуст, но следы ночного пребывания здесь молодежи виднелись всюду: бутылки, шелуха, пакетики. Казалось, радуга упала именно в этот дворик, расплескав самые яркие свои краски. Скамеечки, столик, качели – всё было раскрашено пестрыми цветами. Старые тополя склонились над лавочками и манили присесть на них. Мужчина сел на самую дальнюю, поставил перед собою трость, положил на неё руки и уперся в них подбородком. С этой лавочки виднелся старый домик в три окошечка с давно некрашеными наличниками, покосившимся крылечком и рухнувшей кирпичной трубой. Стекла в окнах были разбиты, двери заколочены неструганными досками крест на крест. Покосившийся этот домик хмуро смотрел на новых своих соседей и радужную площадку перед собой. Как сказочный злодей с нахлобученной на сторону крышей, пугал он свое неприветливостью и старостью прохожих. Трудно было представить, что когда-то в этом ветхом строении текла размеренная жизнь и в его стенах звучали детские голоса.
-Жарко.
-Что простите? – переспросил мужчина, только сейчас обративший внимание на двух братьев. Заросшие рыжей щетиной, один в резиновых сапогах, другой в китайских тапочках, напоминали они памятник утренней народной болезни – похмелью.
-Жарко, говорю, - повторил, тот, что был в сапогах и оба замерли в ожидании.
- Да-да жарко, - рассеянно ответил мужчина, продолжая смотреть на покосившийся домик.
-Сердце прихватывает, - с нажимом и немой просьбой в глазах прохрипел второй.
-Да – да прихватывает, - повторил за ними мужчина и вздрогнул. Суетливо захлопал он себя по карманам, нашел бумажник и, достав пятисотрублёвую купюру, протянул её братьям.
-Так может мы сейчас… Тут не далеко… Мы одним махом…, - оживились братья.
-Нет, спасибо, пожалуй, не стоит.
-Ну, ты смотри, а то ведь нам не долго… Мы махом.
Братья уже исчезли из виду, когда потянулись во дворик молодые мамы с колясками и сотовыми телефонами. Мужчина поднялся с лавочки, рассеяно посмотрел на окруживших его людей, улыбнулся и смешался с толпой на тротуаре»
4.
Сотовый телефон в пятый раз пропел гнусным голосом «Это я, твоя мама звоню…» Ирка чертыхаясь отмывала руки от клея. «Это закон подлости, - думала она,- стоит только начать работу, как кто-нибудь начинает звонить!»
-Алло. Мама? Привет! Да забегалась, ремонт начала, вот и не звонила. Ну, ты же знаешь, как это бывает… Я плохая дочь, каюсь. Дети нормально. Передают тебе привет. Ага, приедем. Вот доделаем ремонт и приедем. Нет. Надолго не останемся, деткам скучно, да и заняться у вас не чем. Я понимаю, вы соскучились. Родина… Ну, вот приедем, тогда и сходим мам. Нет, я ещё помню, по бабушке година. Да, да обязательно приедем. А вы, как? Отец? Что нового? По-старому это тоже хорошо. Ну, ладно, мам, мне сейчас не когда. Потом поговорим. Вот приеду и поговорим. Ага. Целую.
Нажав отбой, Ирка устало опустилась на стул. Продолжать ремонт не хотелось. Накатила тоска. Даже сейчас, через три года, она всё ещё чувствовала вину за то, что уехала с семьёй из деревни. Уехала, оставив родителей, Родину. Уехала, забыв всё, что когда-то связывало её с маленькой, забытой в лесах деревенькой. Уехала, потому что жить в глуши без врачей, без школы было преступлением против детей. Уехала и словно вычеркнула все, что было раньше. Не было тоски по родным местам, не снились по ночам родители, но чувство вины тяготило душу. Предательница. Потому и не хотелось ехать к родителям, потому и не было радости от этих встреч и звонков. Ирка не понимала родителей, не разделяла их убеждения «Доживём и здесь». Зачем доживать, если вполне можно было жить рядом с внуками и детьми? Так случилось, а значит, будет поездка по разбитой просёлочной дороге, комары, слепни и один магазин на всю округу. Будут заботливые мамины глаза и тихий ухоженный сельский погост, на котором упокоились её предки до седьмого колена.
«Белокаменная церковь с голубыми куполами, стоящая на пригорке, привлекала к себе внимание прохожих. Белые стены храма могли поспорить чистотой с проплывающими облаками, купол терялся в небе и только золоченый крест выдавал его наличие. За стенами церкви начиналось старое городское кладбище. По дороге двигался мужчина. Жара вынудила его снять пиджак, на темных брюках виднелась пыль. Шагнув в церковный предел, мужчина не остановился, для того, что бы перекреститься, а словно механическая кукла двигался в только ему известном направлении. Старые заросшие травой, кустарниками и деревьями могилки, оградки, кресты, тропки, петляющие между ними – всё это напоминало немыслимый лабиринт, но идущий к пока не видимой цели мужчина знал дорогу. Повернув два раза налево, обойдя старую берёзу, он остановился у оградки с двумя могилами. С черно-белых фотографий в круглых рамочках на него смотрели мужчина и женщина. Надписи под фотографиями плохо читались, а давно некрашеный, сделанный из арматуры памятник проржавел.
-Ну, вот… вернулся, - сказал мужчина и опустился на траву между могилами. Очень тихо он начал рассказ, предназначенный только для тех, двоих, что смотрели на него со старых снимков. Иногда он замолкал, тяжело дышал, а потом продолжал свой рассказ ещё тише. Но вот он замолчал, и какое-то время слышался шум листвы и жужжание пчёл, а после, как далёкий раскат грома, бухнул первый колокол. Бом, бом, бом-бом загудел самый большой колокол, его песню подхватили младшие и более звонкие собратья, слились в один наполняющий душу спокойствием поток, и устремилась эта музыка ввысь, туда, где нет земных забот»
5.
Ирка ехала в старенькой, скрипящей на каждой выбоине «Оде». Дети развлекались на заднем сидении, играя в сотовые телефоны. За окном мелькали дома, разноцветные витрины магазинов, спешащие пешеходы и быстро обгонявшие их машину, красивые иномарки. На выезде из города, машина нырнула под арку железнодорожного моста. По мосту, громыхая колесными парами о тепловые стыки, набирал скорость поезд «Владивосток-Москва»
«За окном мелькали дома и деревья, пешеходы и машины. Знакомые места и новостройки. Мужчина, сидевший и окна, провожал взглядом, каждый уголок покидаемого города. Поезд набирал скорость. Где-то там, в другом городе его ждали студенты и курсовые работы, пустая квартира в престижном микрорайоне»
«Ну, вот и всё. Уехал. Уехал туда, где и должен быть. Всему своё место и время»- подумала Ирка и набрала последнюю строчку текста на экране ноутбука. Сохранила рассказ и закрыла глаза. Всё. Осталось только решить с названием. Ностальгия?
26.11.2009 год.