Зима в этом году была снежная и холодная. Школу закрыли на время сильных морозов. С одной стороны хорошо – ещё одни каникулы, а с другой стороны - на улицу не выйдешь, телевизор надоел, читать не хочется. Дома тепло. Печка потрескивает, снег на дровах шипит, тает, пузырится и испаряется. Дрова прогорят, а на угли смотреть ещё интереснее. Угли мерцают, вспыхивают, подёргиваются пеплом, рассыпаются и опять начинают тлеть, пробегают по углям красные и синие огоньки. Только и такое развлечение со временем надоедает. Села я у окна и долго рассматривала узор на окне: «Ишь ты, какой хитрый узор!» На окне распустился цветок небывалой красоты, сказочной. Завиточки, листочки, искристые бусинки, ровные строгие линий и вся эта красота на белом фоне и в рамке оконного переплета, как картина великого мастера. Но и эта красота приелась за два дня. Придумала я новую потеху. Проделаешь пальцем на стекле маленькую дырочку и как в бинокль смотришь одним глазом на улицу. Вот тетка Маня бежит через дорогу с полными ведрами, вода плещется и тут же к ведру примерзает сосульками. Дед Лева похож на Деда Мороза. Брови белые, борода в инее. Собак на улице не видно, попрятались в будки и на дворы. Деревья мороза пока не чувствуют, прикрывшись снегом дремлют они в ожидании весны. Чья-то собака шустро бежит по полю, мелькая рыжим, как-то не естественно изогнутым хвостом. Да собака ли? Сердце гулко забилось. Лиса, да это точно лиса. Замёрзла наверно и поближе к деревне вышла в поисках еды. Хвост у лисы был действительно красивый: рыжий с белым кончиком, пушистый, но с изъяном, посередине переломлен. Лиса шла уверенно, почти не прячась от неосторожного взгляда. Может, знала, что собаки от холодов попрятались, кто куда, а может голод, пересилил страх. Лиса быстро перебежала поле, мелькнула в огородах. «Хитрая»,- решила я и дала ей прозвище - Патрикеевна. Лиса действительно была красива в своей рыжей шубке. Она мелькала по белому снегу, то пропадая в сугробах, то вновь появляясь. Вот она бежит вдоль забора и вдруг присела, подняла голову, навострила уши – увидела забытое на осиновой штакетине, нерадивой хозяйкой ведро. Посидела, походила вокруг и решила, что не интересна ей эта странная штучка на палке, не съедобная. Побежала дальше по тропке. Остановилась. Замерла, присела. Наклонила голову на бок, послушала и тихонечко потрусила к стогу сена. Стог этот, когда то был большой да ладный, но постоял год и летом присел под дождями, опустил бока вниз. Верхушка стога зацепилась за сучки стожара, а основание осело еще ниже, перемётины повисли как косы и весь этот стог к осени напоминал бабу, пустившуюся в пляс, только у плясуньи этой сарафан был темен, побит дождями. Зимой оделся этот стог снегом и блистал на морозе, как алмаз. Подошла Патрикеевна поближе к стогу. Замерла, наклонила голову в одну сторону, в другую, присела, ушами шевелит и как прыгнет вверх. Приземлилась на все четыре лапки сразу, и полетел снег, а за ним и сено из-под стога. И вот уже подняла мордочку охотница, оглянулась по сторонам и скрылась за сугробом.
Все дни нежданных каникул я протаивала на стекле дырку в инее и пыталась ещё раз увидеть рыжую плутовку, но удача мне больше не улыбалась. Вскоре началась оттепель, и закончились такие нежданные каникулы. Начались учебные будни, но теперь со мной были воспоминания о рыжей гостье и потому посреди самого скучного урока, совершенно неожиданно для учителя появлялась на моём лице улыбка.
29.10.2009г