а еще you сидит, у you на одно окно меньше
у меня на одно окно меньше, я вообще убиваю окна.
на один, два, четыре, на сто двадцать восемь легче,
эти сто двадцать восемь потом прибегают ночью,
теребят и бормочут
суют мне два пальца в глотку,
вырываю кусками из собственного нутра.
и you тоже там есть. you c травчатыми глазами.
и you тоже там есть. с пепловатыми волосами
и you тоже там есть, когда еще не был снобом,
когда снег осыпался с крыш, ветры гудели злобно..
и you тоже там есть. you - тоже там. до утра.
и они говорят: сама, мол, сказала то-то
да сделала что-то. сама ты, мол, виновата.
и они обсуждают: "а вот ее смуглый...а ты видел ее живот?",
"да что там живот - в голове ее сладкая вата",
"а мне когда-то она дала пощечину",
"а мне после нее уже ничего не оченно,
тотальное неохочище"
"а я, в общем-то, знал, что она слегка глуповата,
она же женщина"
"да что ты, она чудовище!"
"но в общем-то ничего была!"
"да, ничего была."
их хор отдается под куполом головы, их лед растекается мыслию по древам...
и я разрываю зажившие еле швы, и кто-то из них приникает к моим губам.
и я забываю, что надо бы не реветь, что надо бы не рыдать, себя не отдать тем you
но вот они лезут на легонькую кровать
и снова и снова те песенки мне поют
и делают что хотят.