***
Я устал от поисков в себе,
я устал от поисков себя.
Если так устроена судьба, –
как могу я изменить судьбе?
Я устал от ссор с самим собой:
этот бесталанный рифмоплет,
сколь ни изгоняй его – живет
и не помышляет про покой.
Он засел во мне, нахальный черт,
и рифмует все исподтишка,
и устало движется рука
по листу,
а я здесь – ни при чем.
Мы грыземся молча по ночам,
только он удачливей в борьбе,
и лежит тяжелая печать
на стихах моих
и на судьбе…
***
Акростих
Живи и помни: если повезло,
Или удача краешком коснулась,
Вокруг оси внезапно повернулась,
И на мгновенье отступило зло,
И на мгновенье кончились дожди,
Переломилось пасмурное небо,
Ослабла тетива гудящих нервов,
Мираж надежды вспыхнул впереди, –
Не обольщайся, не сходи с ума
И помни, что за светом – снова тьма.
***
Из суеты не вырастет талант.
Не в мелком подражанье – вдохновенье.
Оно приходит только на мгновенье,
и сразу звук находит музыкант,
художник – краски, а писатель – слово,
единственное в тысяче других.
Все для людей, родных или чужих –
вот истинного творчества основа.
Поэтами становятся тогда,
когда чужая боль своей больнее,
и ты уже не расстаешься с нею,
пока тобой не сломлена беда.
Поэтами становятся лишь те,
кто любит ослепительно и чисто,
и кто по жизни метеором мчится,
сгорая – прямо к финишной черте.
Талантом слишком дорого шутить.
Не в мелком подражанье – вдохновенье.
Оно приходит только на мгновенье,
которое так просто упустить…
***
И снова это –
будто наваждение,
как эфемерный болевой поток,
и я опять пишу стихотворение,
где Космос проступает
между строк.
И я лечу за мыслью –
в эту бездну,
где, может быть, приюта не найти,
и в темноте рисую арабески
на полотне Молочного пути.
И лишь под утро выдохнусь внезапно,
отдав бумаге главные слова.
И в час, когда опять наступит
“завтра”, –
я прикоснусь к ладони Божества…
***
Ночь по наклонной плоскости
тихо сползает в песок.
Улицы, скверы и площади –
от полночи на волосок.
Двери подъездов распахнуты,
по этажам – сквозняки.
Белые листья распаханы
усилием правой руки.
Строки ложатся, и кажется:
это не остановить,
все, что прожито и нажито, –
будет в тетради жить.
***
Образы приходят и уходят,
оставляя в памяти следы,
и в душе опять подолгу бродят
лишь незавершенные труды.
Образы являются некстати,
оставляя в памяти разлад –
будто крепдешиновое платье,
будто много лет тому назад.
В жизни все случается недаром:
все вопросы повернув ребром,
образы приходят, как вандалы,
оставляя в памяти разгром.
***
Наверное, так и должно быть,
наверное…
Меня посещать перестали
мгновения,
уже не текут на бумагу
мои откровения –
наверное, так и должно быть,
наверное.
Уже по-другому все видится,
слышится, знается,
и мой многолетний девиз
повыцвел на знамени,
а знамя совсем истрепалось
и надо бы
его заменить, обновить,
но не хочется знамени.
А хочется пару недель
провести по-обломовски,
забыть телевизор, газеты,
вульгарные лозунги,
а хочется не возвращаться
к бумагомаранию
и к глупому и никчемушному
легковозгоранию.
***
Жизнь, в общем-то, сложна на первый взгляд,
хотя проста –
как дважды два – четыре.
А вот смени свой будничный наряд
и подмети в запущенной квартире,
и позвони,
и в гости пригласи
единственную женщину на свете,
потом за ней отправься на такси,
как раньше бы отправился в карете,
и приготовь бесхитростный салат,
и смастери подсвечник из бокала…
жизнь, в общем-то, сложна на первый взгляд,
хотя для счастья надобно так мало…
***
Есть какая-то щедрая
и таинственная благодать
в этом тихом и нежном,
безыскусном, доверчивом голосе.
В нем – симметрия нот,
в нем – все плотно,
как зернышки в колосе,
и отчаянный отблеск любви,
и умение ждать.
Есть какая-то тайна,
которую мне не раскрыть:
сочетание слов,
сочетание звуков и жестов –
покоряет мгновенно,
посильнее огромных оркестров,
и вселяет надежду,
и вселяет желание жить.
***
Все вновь вернется на круги своя:
что было раз –
должно случиться дважды.
Проложенная Богом колея
меня с тобой пересечет однажды.
И будут разговоры допоздна,
скамья и осень за спиной,
а рядом,
в траве - неразорвавшимся снарядом -
к моим ногам прикатится луна...
Все повторится, как по волшебству –
с минутами до боли дорогими –
как сладкий сон,
а будто – наяву.
Беда лишь в том,
что станем мы другими.
***
Если Он существует,
и если за мной наблюдает,
если все мои помыслы –
воля, увы, не моя,
почему же тогда
повстречаться со мной избегает,
и вдали от Него
пролегает моя колея.
Я ищу этих встреч,
если болен, и если бессилен,
если с плотью душа –
во враждующем пламени лет –
расстается, чтоб вечно парить
на просторах России…
Я ищу Его рядом,
но Его в моем городе нет.
Но тогда – в облаках,
в безобразно размытой дороге,
в одинокой вербе,
над обрывом склонившей косу,
и в реке, остудившей
мои пропыленные ноги,
и в высокой траве,
и в прохладном июньском лесу…
Нет Его…
Я вернусь,
оживет городская квартира:
загрохочет посудой
и сварит крутое яйцо,
а потом тихо спросит:
“Ну, как, ты увидел полмира?”
и отмоет все версты,
осевшие мне на лицо.
Я вернусь и сперва
заготовлю бумаги и хлеба
и двенадцать ночей
проживу за рабочим столом,
и тогда расскажу,
как бывает обманчиво небо,
поманившее душу
пурпурным закатным крылом.
И тогда расскажу,
сколь нелегкой бывает дорога,
про разбитые храмы
и мнимый уют в шалаше.
И тогда расскажу,
сколь нелепо разыскивать Бога,
если Он никогда
не селился в заблудшей душе…