***
Я вечный пленник красоты.
Она – как аромат мускуса
и как высокое искусство,
будящее во мне мечты.
Я вечный пленник красоты.
Когда в ее незримой власти
душа расколется на части, –
я выжгу за собой мосты.
Я все смогу преодолеть,
когда любовь поступком движет.
Она на нить судьбы нанижет,
как бусы, жизнь мою и смерть.
Живу под гнетом суеты,
но знаю, что вернусь, как прежде,
к своей несбывшейся надежде…
Я вечный пленник красоты.
***
А надо мною пел последний дрозд,
а надо мной сияло восемь звезд,
и я стоял среди полночной выси,
и мир вокруг –
до удивленья прост.
А надо мной – бряцанье чьих-то ножен.
Предел всему не мною был положен.
И вот стою среди полночной выси,
и мир вокруг –
до исступленья сложен.
Отчаявшись рискнуть не напоказ,
я ухожу от губ твоих и глаз.
И вот стою среди полночной выси
и жду рассвета –
как в последний раз…
***
На нитку улицы нанизаны дома,
и их, как четки, ночь перебирает,
а в городе давно стоит зима,
и год, как сигарета, догорает.
Он выкурен,
он до конца прожит,
а жаль:
в нем было доброго немало.
Так почему рука моя дрожит
и тянется к подножию бокала?..
***
Меня назвали рыцарем печальным…
Что ж, я не против –
так тому и быть,
ведь не ушла с колечком обручальным
потребность быть любимым
и любить.
Спасибо вам за лестное сравнение.
Но донкихотство нынче не в чести.
Мое копье – мои стихотворения,
как автобиография почти:
я пропускаю все, что понимается,
через себя –
навылет, наповал.
Моя судьба – по жизни с болью маяться
и с Музой уходить на сеновал.
***
Настежь окна,
настежь сердце,
настежь!
Воздуха!
Еще, еще, скорей!
Отведите скорбное ненастье,
прогоните ведьму от дверей.
Это та –
костлявая, слепая,
что идет на ощупь, не спеша.
И когда ты бредишь, засыпая, –
плачет безоружная душа.
Так настежь окна,
настежь сердце,
настежь!
Околоотчаянный сюжет.
Может быть,
во сне приходит счастье,
за которым гнался столько лет.
***
Когда-то, несколько лет назад
я песню знал
про запущенный сад –
чужую песню,
Макаревича песню,
которую так любил.
Теперь, оглядываясь назад,
я сам похож на запущенный сад,
который кто-то бросил и позабыл.
А в нем накопились гнилые плоды
недоверия и беды.
А в нем опавшие листья
уже не шуршат.
Грустный сад.
Я что-то хотел изменить,
но судьба не давала коня.
Я пытался кого-то любить,
но никто не любил меня.
Я верил в цветы,
я искал красоту
во всем, что меня окружало.
Но жизнь растоптала мою мечту,
вонзив беспощадное жало,
как финку – по рукоять –
прямо в душу…
и нечем дышать…
***
От торжества не пишутся стихи.
Бывают рифмы: просто слово – к слову.
Но вот, когда прижмут тебя грехи,
когда сомненья заново и снова;
когда душа – тропическая ночь
в густом лесу,
где каждый шорох страшен;
когда не может друг тебе помочь,
когда твой дом и в праздник не украшен;
когда приходит мыслей караван,
и от болезней никуда не деться,
и ты устало ляжешь на диван
и думаешь: теперь не отвертеться…
Когда разлука тянется не год
и не полдня, а кажется, что вечно;
когда ты что-то знаешь наперед,
и ожиданье – тоже бесконечно;
и, наконец, когда глаза тихи,
и хочется тебе их глубже спрятать, –
тогда лишь только пишутся СТИХИ,
которые…не смогут напечатать…
***
Когда ты пьян от словосочетаний,
когда душа готовится запеть,
когда летишь без знаков препинаний
и хочется концовку подсмотреть, –
тогда живет прочитанная книга
в твоей душе, как некий метроном,
и продлевает краткосрочность мига
твоей судьбы – в пространстве внеземном.
***
Акростих
Вот решили ночь и вдохновение
Наказать бессонницей меня.
А откуда ночью ждать спасения?
Чем кормить крылатого коня?
Алой кровью, ледяным пророчеством,
Ласково за гриву потрепать?
Если вдруг задушит одиночество, –
Будет что, конечно, вспоминать.
Уголок луны мигнет за облаком,
Деревянно скрипнет за стеной.
Еле различимым, светлым обликом
Тайна сна поделится со мной.
Слов не нужно – по дыханью беглому
Легче угадаются грехи.
О, как растеклись по полю белому
В общем-то, довольно неумелые,
Очень осторожные стихи…
***
Рифмы – как звезды:
они не видны поначалу.
Если захочешь, не сразу отыщешь слова.
Рифмы – как сны – посещают поэтов ночами,
чтобы кружилась от музыки слов голова.
Рифмы – как дети:
обманешь и тут же погубишь,
сразу тебе перестанут они доверять.
Рифмы – как женщины:
если действительно любишь,
сделаешь все, чтоб ее никогда не терять.
Рифмы приходят,
ложатся на лист осторожно,
и для поэта нет лучше минуты такой.
Как это просто!
И как это все-таки сложно,
если от каждого слова теряешь покой.
***
Проходит жизнь контрастными полосками,
порой удачу напрочь заслоня.
Ну, а стихи –
они, конечно, лоцманы,
что на фарватер вынесут меня.
Они – моя надежда и спасение,
и в каждом слове,
в каждом падеже
всегда мое сокрыто воскресение,
хотя казалось – не восстать уже.
Стихи – моя опора и пророчество,
костер, в котором хочется сгорать.
Когда подступит к горлу одиночество, –
я вновь открою чистую тетрадь.
И строки лягут бисером по белому,
свои тревоги выдохнет душа,
и станет легче сердцу огрубелому,
и жизнь опять чертовски хороша!
***
Луна – как безъязыкий колокол,
как меч, карающий в ночи,
как дико воющий осколок,
который вряд ли замолчит.
Луна – как оглушенный шумом,
пощады требующий мир,
как человек зимой без шубы,
как чей-то призрачный кумир.
Луна – как сказочное чудо,
как дикий посвист во дворе,
как горка вымытой посуды,
как лед, растаявший в ведре.
Луна – как конь, порвавший стремя,
как пуля, пущенная в ночь,
так быстротечна, словно время,
которое не превозмочь.
Луна – как вздыбленная строчка,
как свет прожектора в пути.
Луна – как мир, разъятый в клочья,
который я не смог спасти.
***
Звезды над морем
пахнут таинственной глубиной.
Звезды над степью
пахнут пылью и хлебом.
Звезды на погонах
пахнут далекой войной.
Звезды в моей душе –
навсегда пропитаны небом.
Звезды элитных отелей –
роскошный номер и стол.
Звезды на этикетке
от стресса вдаль уведут.
Звезды на куполах
никогда не заменят крестов.
А звезды в моей душе
никогда не упадут.
ФАЗЫ ЛУНЫ
ПЕРВАЯ ЧЕТВЕРТЬ
И суета сует над головой,
и облака – как пыльная дорога,
и звезды – как медлительный конвой,
и серп луны – серебряный, живой –
как новый челн невидимого Бога…
ПОЛНОЛУНИЕ
Лицо, уставшее любимым быть,
потухший взгляд, печальная улыбка,
божественная плачущая скрипка,
последняя, предсмертная ошибка,
которую нельзя не совершить…
ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ
Уже Ничто –
уже ни свет, ни пламя,
уже туда бессмысленно смотреть.
И комната измерена шагами,
и ночь черна, как яма под ногами,
на дне которой притаилась смерть…
***
За стеклом – акварель
наболевшего зимнего утра:
бледный свет фонарей
и слепая, голодная урна,
в грязных лужах асфальт,
островки ноздреватого снега,
неизменная фальшь
совершенно беззвездного неба;
свет неоновых ламп
в рукава холодком заплывает,
облупившийся лак
на боку у пустого трамвая…
***
Еще не родилась весна,
еще февраль на окна дышит,
еще лежит на зябких крышах
угрюмый снег,
и не видна
голодным птицам черепица,
еще дымок из черных труб,
еще зима…
И слишком груб
ее демарш.
И не напиться
прохладной ключевой воды
из родника –
он мертв пока что.
И в горло красное от кашля
простуда занесла следы.
***
Порой мне не хватает
шестидесяти ударов сердца,
порой мне не хватает
ни воздуха, ни света, ни тепла.
Порой судьба не жалует,
и некогда вздохнуть и оглядеться –
и бегаешь, и носишься,
и тащишь, закусивши удила.
В замедленном кино –
все тихо, грациозно, все красиво:
и пульс в два раза меньше,
и миг – в два раза дольше,
миг любви.
А тут порою падаешь,
а тут порою стонешь от бессилья,
и смерть – как в ресторане –
подходит и садится визави.
И через соломинку,
и через ощущение покоя –
мы тянем по коктейлю,
а в мыслях: как друг друга провести.
Потом я с ней танцую,
обняв ее за талию рукою,
и губ своих от губ ее холодных
мне уже не отвести…
***
Я думал, что любовь –
как чистый лист бумаги,
как солнечное утро,
как капелька росы,
как ручеек, боящийся коряги,
как нежные аптечные весы.
А на поверку вышло все иначе,
и чем объемней за спиной багаж, –
тем у любви сквернее антураж…
и человек, который мне назначен, –
не станет первым в избранном ряду,
и не заполнит сердце без остатка,
и лишь стихов заветная тетрадка
всегда поможет, если упаду.
***
Если ты не со мной,
если в город ворвалась разлука,
если странный разбег
набирает осенний сезон,
если парки пусты,
на качелях катается скука,
и мой дом, будто снегом,
стихами по грудь занесен;
если ревность – порок,
то зачем эти адские муки,
если ты не со мной,
то зачем эта тонкая боль:
на краю пустоты
мне твои вспоминаются руки
и глаза, будто омут,
где моя утонула любовь…