Опавшим золотом каштана
Зеркальная покрыта гладь,
И тёмного гранита кладь
На дне старинного фонтана
Неразличима… Тишина…
И лишь унылая баллада
Ночных сверчков в аллеях сада
Средь этой тишины слышна.
Дворцовый сад. Сентябрьская ночь.
Луна и звёзды – дивная картина!
Как раз тот час, когда уходит прочь
Навечно с днём прошедшим половина
Всех горестей, забот. И ветерок
Прохладой нежною ласкает руки
Тому, кто в этот час здесь ради скуки,
Иль для кого бессонница – предлог
Лишь для того, что б спрятаться, укрыться,
Стать незаметным для пытливых глаз,
Забыть про всех и всё, хотя б на час,
Растаять, затеряться, испариться
Здесь у фонтана, в тишине ночной,
Что б хоть на время обрести покой.
Какая ночь! Какая тишина!
Лишь пары каблучков вдоль по аллее
Чуть слышный стук. Но вот уже смелее,
Всё громче слышен он, и… вот ОНА!
ОНА! Елена! Как же не узнать?!
Ведь надо быть слепцом, что б в этой деве
Не разглядеть того, что королеве, –
Лишь ей одной, – должно принадлежать.
Хоть скрыто под вуалью кружевной
Её лицо – глаза и тень улыбки,
Но невозможно совершить ошибки
И не узнать её во тьме ночной
И по тому, как голову склоняет,
Со лба откинув локон золотой;
И по тому, как медленно ступает
По вымощенной каменной плитой
Тропинке в глубине большого сада.
А аромат фиалковых духов,
В котором лета нежная прохлада,
Разносится вокруг на сто шагов.
И каждый при дворе прекрасно знает –
Её Величество лишь так благоухает.
Сомнений быть не может, то – ОНА,
Здесь у фонтана, ночью и… одна…
Елена: – Где разум мой? Помилуй меня Бог!
Когда б он ведал, что творю я смело,
Он возмущенья бы сдержать не смог
И преподал бы знатный мне урок,
Что б впредь уж я такого не посмела
Не то, что ночью совершить; и днём
Чтобы подобных мыслей не рождалось,
Здесь, во дворце, с мужчиною вдвоём.
Наедине!.. Когда я соглашалась,
Я, верно, вне себя тогда была…
Скорее прочь, иначе поздно будет!
Но… он придёт… Вдруг он меня осудит
И думать будет, что я солгала?!.
Хоть мне не стоит честью рисковать,
Но слову своему верна я буду,
Ведь эта ночь пройдёт и я забуду
Всё то, о чём могла переживать…
В конце концов, ведь он всего – лишь шут
И юноша, а вовсе не мужчина.
И к осужденью повод не дадут
Свиданья наши… Есть одна причина,
Что перекроет сто других причин,
Коль таковые могут отыскаться, –
Он мужу моему был, словно, сын,
И с этим я обязана считаться…
Да и к тому же мне мой трон даёт
Свободу действий, и свободу слова,
И выбор собеседника любого;
Будь он хоть шут, что при дворе живёт…
Ну, что ж, посмотрим, что на этот раз
Он приготовил мне. Какое дело
Позволило ему меня столь смело
И дерзко потревожить в поздний час…
Вдруг, словно слыша мысленный приказ,
Елена обернулась удивлённо, –
Он в двух шагах стоял и восхищённо
Смотрел. И этот взгляд красивых глаз
(Ей показалось… Нет, поклясться в этом
Она была готова в этот миг!)
Горел таким неясным нежным светом!
Но лишь одно мгновенье… – Ты, Патрик? –
Искала нужные слова она,
Пытаясь выплеснуть наружу возмущенье.
Он наблюдал за ней, как видно, без смущенья!
И тем была она безумно смущена.
Елена: – Как долго, стоя за моей спиною
Меня бесстыжим взглядом мерил ты,
Укрытьем выбрав для себя кусты,
Тем самым издеваясь надо мною? –
Елена подняла вуаль с лица, –
Ты думал, что тебя я не замечу?..
Зачем же ты назначил эту встречу,
И именно в саду, вне стен дворца? –
Чеканя каждый слог, как будто плеть
Держала и с огромной силой била, –
– Я накажу тебя, Патрик, что б впредь
Тебе такое неповадно было.
Ты посмеяться надо мной хотел,
Дозволенные грани преступая
И самому себе не отдавая
Отчёта в том, что совершить посмел!
Разглядывать, как уличную девку,
И встретив взгляд мой, глаз не опустить!
Как мне прикажешь это расценить?..
Я расценяю это, как издевку…
Стерпеть бы я смогла любой твой бред, –
Мой бедный слух давно к нему приучен,
Он безобиден, а порою скучен.
Но в наглости поступков равных нет
Тебе во всём дворце. Нет, в целом свете…
Да может даже во вселенной всей!
За безрассудность собственных затей
Готов ли ты сейчас предстать в ответе
Передо мной?.. Зачем меня ты звал,
Дворцовый люд на сплетни вдохновляя?
Но шут молчал, в руках колпак сжимая…
Елена: – Ты словно все слова позабывал!
Ты, чей язык сравнится остротой
С кинжалами, пронзающими камень,
Жар, чьих речей порой, как адский пламень,
Ты ли, Патрик, стоишь передо мной?!.
И чтоб развеять всякое сомненье
Звон бубенцов пронзает тишину.
Патрик: – Спешу запечатлеть своё почтенье
И назову причину, – лишь одну, –
Я ей своею дерзостью обязан,
Так Вами приукрашенной сейчас…
Лишь здесь, вдали от посторонних глаз,
Когда Я «должностью» своей не связан,
Величье Ваше ВАС не тяготит…
Своё я место помню, несомненно,
И всё-таки позвольте откровенно
Паяцу, позабыв про ложный стыд,
Пред Вами мысли тайные открыть…
И не спешите дерзкого казнить…
Елена: – …Ты дерзок, спору нет, и в гневе я.
Зависит всё теперь лишь от уменья
От твоего, и… если речь твоя
Мне больше не испортит настроенья.
И маску равнодушия примеряя
Она вуалью скрыла нежный взгляд,
Самой себе пока ещё не веря…
«Откуда в сердце бешенный набат?! –
Доселе неизвестное волненье
Вздымает эту бархатную грудь, –
Не обрывайся, дивное мгновенье!
Не дай мне Бог тебя сейчас спугнуть,
Покуда не нашла я объясненье
Той перемене, что в меня вошла…
О, Боже, если б не ночная мгла
Я тот час потеряла б уваженье
К себе самой за то лишь, что мой ум
Рождает столько недостойных дум!..
Когда б луна сильнее заблестела
Иль ярче загорелись фонари,
Тогда смущенье скрыть я не сумела…
Ведь он не слеп! Ах, будет мне за дело…»
– Я жду, Патрик! Немедля говори!
Патрик: – Я мог бы раньше речь свою начать,
Но Вы парили в мыслях так высоко!
Я просто не осмелился до срока
Крылатых Ваших дум полёт прервать.
Елена: – Но если память мне ещё верна,
Не я обоих нас лишила сна!..
Не я решила это за двоих.
Затейник – ТЫ по части разных шуток…
А наблюдать полёты дум моих
Мы можем и в другое время суток.
Тем более, что полуночный час –
Невыгодное время для прогулки;
Под крепом тьмы укрылись закоулки,
Удобные для любопытных глаз.
Не станем им давать для сплетен пищу.
Их, – сплетен, – без того трактуют тыщу.
Шут улыбнулся, удивлённо вскинув бровь:
Патрик: – Дворцовый шорох Вас и впрямь тревожит?
Или боитесь, что припишут нам… любовь,
Которой в самом деле быть не может?..
Не стоит зря и понапрасну обольщаться,
Ведь знают все; и те, кто с Вами не знаком,
Что к сердцу королевы достучаться
Возможно лишь кузнечным молотком.
Так что в любви Вас обвинят едва ли…
А, в прочем, нет в том никакой печали.
Ну, а любовь к шуту – ещё смешней,
Ведь даже шут смеялся бы над ней.
Елена: – О, как язык твой колок и жесток!
Патрик: – Едва ль больнее взгляда ледяного
Он ранит сердце. Разве может слово, –
Обычных букв запутанный клубок, –
Бить посильней надменности холодной,
Так Вашему Величеству угодной?
Елена: – Ты не достоин…
Патрик: – Это ли ответ?
Елена: – …даже с надменностью моей соприкоснуться...
Не смей перебивать меня!
Патрик: – О, нет!
Вы сами соизволили споткнуться
На недостойности моей.. К чему же
Такая грусть? Как будто Вы о муже
Припомнили теперь, иль об отце.
Не удивлюсь, коль слёзы на лице…
Увидеть Вашем смог бы. Иль посмел,
Когда б достоин был такой награды…
Но я предположить рискну, – не рады
И Вы тому, что жалкий мой удел
Не позволяет Вам (пусть хоть тайком)
Сейчас поплакать на плече моём…
Лишь шутовской колпак и мягкость нрава
Утешить Вас сейчас дают мне право.
Смешались чувства с королевским долгом:
«Я ли терплю насмешки над собой?!.
Есть смысл в его словах. Но вот какой,
Увы, ещё пока не знаю толком».
Ещё бы час назад она могла
Счесть эту речь шута за дерзкий вызов.
Хоть он не мало ей преподносил сюрпризов,
А эта шутка все границы перешла,
Но возмущенье, зревшее едва
В груди её, мгновенно испарилось,
Или в иное чувство превратилось,
И странно закружилась голова,
И всё вдруг поплыло перед глазами,
И те глаза наполнились… слезами!..
Елена: – Приму я правила твоей игры,
Абсурд такой на миг один представлю,
Что я не королевством целым правлю,
И мы равны с тобой. Но – до поры,
Пока я той причины не узнала,
Которая заставила рискнуть
Тебя своею жизнью… И забудь
Потом всё то, о чём я здесь сказала.
Патрик: – Коль стали мы так скоро равных прав,
Комедию в двух лицах разыграв,
Осмелюсь Вам сказать, что я ошибся,
Тепло во взгляде Вашем прочитав..
Я принял за огонь сиянье льда,
Когда Вы приближалися сюда,
Меня не видя в зарослях плюща.
И чёрная вуаль, и шлейф плаща,
Что, как ручей, бежал за Вами следом,
На мраморной плите смывая след…
Ласкаемая нежным лунным светом
Вы так прекрасны были, что поэт
Любой бы тот час вдохновился Вами
И разродился лучшими стихами…
Я любовался Вами, но лишь миг,
Пока не прозвучало: «Ты, Патрик!»
И тут же солнца свет затмила мгла,
И пенье птиц сменилось тишиною.
Непостижимо-ледяной волною
Меня надменность Ваша обожгла…
Я – шут, и нужен Вам лишь в скуки час,
А большего я в жизни и не стою.
Но я хоть тем возвышусь выше Вас,
Что той своей причины не открою.
Я этим Вам испорчу настроенье,
И этот факт меня развеселит.
И пусть Вас неизвестность тяготит
Так, как меня моё же заблужденье… … …
Мгновенье ль, час ли так они молчали?
Уж серебром дождя пролились небеса.
И может гром гремел, а может так стучали
В одном порыве гордые сердца?..
Она ответ искала, как спасенье, –
Что породило в ней такую дрожь?
Дождя прохлада, или возмущенье?
Или?.. «Скорее прочь! Чего ты ждёшь?!.
Я изощрённей пытки и не знала,
Мне бы рассудка лишь не потерять…
Но… чтобы этот час начать сначала
Сейчас пол-жизни я смогла б отдать.
Он – не мужчина?!. Не мои ль слова?!
О, Боже, как была я не права!
Свою же близорукость, как искусство
Лелеяла. О, нет! Теперь – лишь врозь.
И это непонятное мне чувство
Погибнет так же, как и родилось».
…Он простоял до самого утра.
А дождь хлестал лицо и рвал одежды,
Едва лишь зародившейся надежды
Смывая след! Той, что ещё вчера
Подобно нежному ростку цветка
Залюбовалась солнечным восходом,
Пробив на миг поток зыбучего песка,
И вот погибла в тот же миг с ЕЁ уходом.
Она ушла, его оставив без ответа…
Дождь мокрою листвою шелестел,
И уносили прочь порывы ветра:
«Вовсе не в том открыться я хотел…»
« Ну, вот и всё», – Вы скажете, друг мой,
И разочарованья вздох прольёте.
Быть может, долгожданный свой покой
Закрыв тетрадь, Вы снова обретёте.
А, может быть, один и тот же сон
Проклятьем ли последует за Вами
Иль откровеньем. Но, увы, и он
Закончится всё теми же словами,
На коих Вы захлопнете тетрадь.
И долго мне потом придётся ждать,
Состарившись бессонными ночами,
Всю жизнь свою того, кто вслед за Вами
Придёт, рукой Всевышнего ведом;
Того, кто отворит своим ключом
Калитку памяти моей и снова
Прочтёт за Вами следом – слово в слово.
Но он дойдёт до самой крайней строчки, –
Тире, дефисы, запятые, точки,
Бессвязность слов скрепившие собой, –
И ни однажды мысль про тот покой
Его ума собой не затуманит…
А коль и Вас легенда эта манит,
Союзник мой, загадкою своей,
Доверьтесь мне и не противьтесь ей.
Эта спираль закрученных витков
Событий вобрала в себя не мало:
И возвеличиванье дураков,
И королей паденье с пьедестала.
Вся эта память – средь дворцовых стен, –
Свидетелей и страсти, и измен…
Но вот до сей поры не помнят эти стены
Такого поведения Елены...
…Но я отвлёк Вас, друг незримый мой.
Пока мы тут шептались неразлучно,
Сменилась осень снежною зимой.
А в эту пору во дворце так скучно,
Что я не стал бы Вас обременять,
Коль даже Вы того желали б сами,
Повествованьем скучным. И листками
Календаря решился пошуршать.
Елена с головой ушла в дела,
Дабы казна не понесла урона.
И вскоре весть змеёю проползла
О том, что шут был отлучён от трона.
Без объяснений, на неясный срок.
Как будто память сердца так не гложет,
Когда в изгнаньи тот, кто нас тревожит…
Спасенье!? Как в песках – воды глоток!
Недели облетали – день за днём.
И холод был, и били снегопады.
И вот весна опять зажгла огнём
Каштанов отгоревшие лампады.
В права вступала новая весна,
А над полями пчёлы вились роем.
И вот одна жарой утомлена,
Влетела в этот сад, дабы покоем
Прохладным насладиться хоть часок,
Забившись под сиреневый кусток.
Такая благодать в тени ветвей!
И голову дурманит запах мяты;
Здесь медуница, пижма и шалфей
Свои перемешали ароматы.
Деревья, словно в свадебной фате
Стоят, укрывшись белыми цветами.
И пчёлка на сиреневом кусте
Разнежилась пчелиными мечтами
Своими увлеклась, и лишь глаза
Блаженно устремляла в небеса.
Вот Божьего творения венец!
Летит, жужжит, не ведая печали.
Когда б и людям крылья дал творец,
Они б вот также средь цветов порхали.
Но другими им сотворены
И нам дороже ценности иные.
Мы встретившись со счастием впервые
Боимся заплатить и полцены,
Запрошенной торговкою-судьбой.
И с нею же торгуемся, – мы, люди! –
И дар, что нам подносится на блюде,
Мы опрокидываем собственной рукой…
Покуда не совсем свернул с пути,
Позвольте мне хоть дух перевести.
…Итак, весна! Прекрасная пора!
А между тем, дворец от зимней спячки
Уж пробудился. Все портные, прачки,
Посудо-, поломойки, повара,
Придворные садовники, лакеи
Стирают, моют, чистят и стригут,
Готовят, гладят, измеряют, трут;
Кишат, словно в террариуме змеи.
Сияет в солнечных лучах аркада
Оконных витражей, слепя глаза;
Сверкает позолотою ограда
Начищенная. Неба бирюза
С листвою изумрудною играет.
Движенье – всюду, где не ляжет взгляд, –
В природе, во дворце. И старый сад,
Одевший новый праздничный наряд,
Замёршие сердца отогревает
Тем, кто урвав от дел часок-другой,
Идут забыться в этот рай земной.
Елена шла, влекомая неясным
Доселе непонятным чувством. Но
Всё было так спонтанно решено
И то решенье ей казалось безопасным.
По крайней мере, до тех пор пока
Задуманная цель не так близка.
Елена: – Как странно, ведь ещё вчера я рада
Была тому, что есть всё так, как есть.
Мне в одиночестве моём была отрада
И верхом истины казалась злая лесть.
И вот теперь, когда в совете я нуждаюсь,
А для поддержки мне нужна рука
Надёжная, и ум – не дурака,
А мудрость (пред которой преклоняюсь,
Не погодам дарованной Ему),
Могу доверится лишь только одному
«Опальному» шуту… Судьбы лукавство!
Он отлучён?! О, нет… Смешней всего
То, что СЕБЯ я отлучила от него!
Блажь королевы? Нет… Непостоянство,
Присущее лишь женщине, невластной
Распоряжаться собственной судьбой…
Но я переживаю над собой,
А что же он подумает, несчастный, –
«То гонит прочь, то вновь к себе зовёт?»
Сама – в сметеньи; кто ж меня поймёт?
Она бродила так в тиши покойной
И белокурый локон у виска
Накручивала пальчиком: – Тоска…
Ах, лучше б мне родиться недостойной
Всех благ земных, дарованных судьбой.
Ах, лучше б это было не со мной!..
Ещё один «жених»! он будет вскоре.
Его корабль выходит завтра в море,
И вот послание, его рукой
Написанное. Это ли покой
Которого я жажду, и так страстно,
Что от всего отречься уж согласна?
От трона, от короны… Уж тогда
Себе я выбрала б судьбу иную
И сердце счастьем исцелила навсегда;
То, что теперь мечтали тщетными врачую…
Вдруг голос так давно знакомый Ей,
Чьи ноты позабыть она старалась,
Нарушил тишину. И сердце сжалось
Мгновенно, но потом ещё сильней,
С утроенною силой застучало,
Скрываемое тесною парчой,
Подобно птице той, что места мало
В плену в неволе в клетке золотой.
Тому подобно, как в последний раз
Шут, скрывшись от Её наивных глаз
Следил за Нею, сумраком храним,
Так же сейчас Она могла за ним
Понаблюдать, почти не опасаясь
Замеченной им быть. (Какой резон?!)
И вот к стволу каштана прижимаясь,
Гитарных струн хрустальный перезвон
Внимала. Не ушами – нет! – по коже
Бежала дрожь с ног и до головы,
Пока Её молящее «О, Боже»
Не подхватил Он нежным «Это Вы?!»
…Елена позже так и не узнала,
Решив, что невеликий в этом прок, –
Она ли в голос к Господу воззвала
Иль Он без слов Её услышать смог?..
Но я прошу Ей должное отдать,
Погибла в Ней актриса, – это грустно, –
Молниеносно так себя собрать
И скукою восторг прикрыть искусно!
Е: – Хорош же шут! Хоть месяцев не мало
Уже прошло, но я тебя узнала.
А ты, бездельем опьянён сполна,
В сомнении – «она иль не она»?..
«Вы ль это?»! Будь уверен – это я.
Я, королева, – госпожа твоя!
И внешности твоей не забывала.
Как же посмел ты не узнать моей?
Хотя семь месяцев – не так уж мало…
П: – Точнее – двести восемнадцать дней…
Е: – Ты дни считал?!
П: – В надежде Вас увидеть.
Е: – И так увлёкся, что обрёл покой!
П: – Я Вас ни словом не хотел обидеть.
Зачем же Вы смеётесь надо мной?..
Я ль не узнал Вас?.. Удивленья скрыть
И восхищенья не нашёл я силы.
Да я бы счастлив был о Вас забыть,
Но участь суждена мне – до могилы
В разбитом сердце образ Ваш носить…
Слова звучали тихо-тихо. Голос
Дрожал. Он сам с ним совладать не мог.
И, словно, это небо раскололось,
И почва уплывала из-под ног.
Е: – Какое солнце… Как оно палит, –
Едва успев слезу смахнуть украдкой,
Она присела на гранитный монолит, –
Вот и ответ на то, что было лишь загадкой.
П: – О чём Вы?
Е: – Спой мне что-нибудь, молю.
Быть может, песнь печаль мою развеет.
Кто, как не шут, искусно так сумеет
Развеселить меня. Я так… люблю…
Внимать твоим волнующим сонетам.
А серенад прекрасный ровный стих? –
Как бриз с волной мелодия с куплетом, –
Мне так порою не хватало… их.
«Тебя», – в груди заплакала душа.
Вот и опять с ней никакого слада.
Но слёзы ведь не стоят и гроша,
Когда молчишь о том, о чём кричать бы рада.
…Не стану разъяснять я Вам, друг мой,
Того, что Вы понять успели сами.
Коль скоро обращается с мольбой
Елена и невольными слезами!..
А впрочем, это строго между нами.
Я знаю истину. Узнаете и Вы.
Терпенье, друг мой, в сотый раз – терпенье!
Когда бы в правде было утешенье
Я б успокоил душу. Но, – увы, –
Мои раздумья до поры со мной,
А с Вашими Вы сами и боритесь.
Если… развязки скорой не боитесь,
Мой любопытный друг, Читатель мой…
Шут королеву не заставил ждать.
Он скинул плащ и произнёс: – Не стою
Я и того, что б время Ваше отнимать,
И всё ж плащом своим скамью накрою;
Вам не к чему на голом камне восседать.
И вот легли на струны пальцы рук,
И полилась мелодия. Нежней
Едва ли пел когда-нибудь Орфей.
И целый мир заслушался вокруг.
– Я пропою вам песнь свою.
В одном раю цвёл Мак.
Всё, что хотел цветок имел,
А вот любви – никак…
Он день за днём молил о том,
Что б Бог любовь послал
И на беду в своём саду
Вдруг Розу повстречал…
Сперва – испуг, и сердца стук,
И счастья краткий миг.
Но вышел срок, и наш цветок
Вновь головой поник…
Ты, Мак, – чудак. Такой пустяк
Понять не можешь ты,
Её любя, – не для тебя
Она. Мечты пусты…
Красив ты, но… ей всё равно.
Ты беден – в этом суть.
Так что сойди с её пути
И о любви забудь…
…………………………………………..
Когда шут кончил петь, аккорд финальный
Пронзительной стрелой ворвался в грудь.
И эхом пронеслось «Забудь…забудь…».
Е: – Какой рассказ красивый и печальный.
Но краток он и скомкан, как посланье
Незавершённое, забытое. Как быть?..
Я автора хотела б попросить
Мне досказать своё повествованье…
Что стало с Ней?
П: – Она горда была,
Его не замечая среди равных
Цветов иных, таких же своенравных.
Но Роза лишь самой себе лгала
В том, что…
Е: – Постой! А как поступит Мак?
Он стерпит всё и снова будет рядом,
Лаская, как и прежде, нежным взглядом?
П: – Погибнет от любви.
Е: –…Какой… чудак…
Он мог забыть и полюбить другую.
Не уж то так любовь его сильна?!
П: – В мечтах его жила она одна.
Он не желал себе судьбу иную.
Е: – Других цветов вокруг полным-полно,
Ещё прекрасней, чем она, …моложе.
П: – Но ОН любил ЕЁ!
Е: – Верю, но всё же
Понять мне это, видно, не дано…
Разве нельзя любовь в себе убить?
Покончить с ней и жизнью наслаждаться.
П: – И без любви Вам проще будет жить?!
Вы так легко смогли бы с ней расстаться?!
Е: – Я устою… Смогла бы удержаться…
П: – Но лучше смерть, чем вечно эта мука!!!
Е: – «Влюбляйся в равных» – Маку впредь наука!!!...
Шут сделал шаг вперёд, он рвался в бой:
– Но ведь любовь, она не выбирает
Средь равных и тому лишь доверяет,
Кто и в величии способен быть собой.
Е: – Порой и лёд зимой под солнцем тает…
Но ты забыл, – любовь подобна королям!
Король великими лишь тех считает,
Кого и возвеличивает сам!
Характер женщины – всегда большая тайна.
А королева – о семи замках печать.
Что между строк она рвалась сказать?
Иль эта речь её была случайна?
Хоть в выборе едва понятных фраз,
И очевидного лишённых смысла,
Её не обвиняли (даже раз),
Но эта аллегория повисла
Неясным облаком… А в жизни как бывает? –
Подует ветер – облако растает
И только в памяти – незримы, зыбки –
Останутся тех облаков обрывки…
Но мы в присяжные не нанимались, –
Судить не в праве дорогих особ.
И так уж (до конца быть честным что б)
Мы в рассужденьях наших потерялись.
А между тем событий плавный ход
Затягивает в свой водоворот…
Расправив платье, королева встала,
Изображая, что терпению конец
Пришёл.
– В ботанике я смыслю мало,
Зато к другим наукам с детства интерес
И рвение всечасно проявляла…
Но я ведь не для этого пришла,
Что б одиночество твоё своим удвоить,
Или вниманием нежданным удостоить;
Иная цель меня сюда вела,
Не к расцветающей природе тяга…
Эльзасский принц к нам едет. Вот бумага.
Гитару прислонив к стволу, Патрик
Ответил так:
– Коль я всё понял верно
Из Ваших драгоценных слов, наверно,
Мне надлежит вернуться. Хоть привык
Уже к безделию и серой скуке,
Но долга зов, воистину, силён…
И всё-таки из всех какой науке
Известный труд был Вами предпочтён?
Подземных недр бесценный дар
Манил Вас, или звёзды звали,
Иль к рассужденьям призывали
Вас стихотворцы? Скажем, Абеляр?
Пьер Абеляр – его-то Вы читали?
Известный умница, философ и поэт!
А Жан Филипп Рамо?.. Читали, нет?..
Или Жоскен Депрэ – верный вассал
Поэзии; писал красиво, сочно!..
Е: – Ты издеваешься, Патрик, уж точно!
Депрэ картины кистями писал!!!
Поэзии бессмертной музы явно
Приюта не нашли в душе его,
Как и в твоей погребены бесславно
Добро и состраданье… Но всего
Страшнее то, что я терплю всё это
И незадачливого наказать «поэта»
Не вижу ни желания, ни сил.
Что с гордостью моей ты сотворил?...
В почтеньи голова шута склонилась,
И он почти припал к Её ногам.
П: – Простите дерзкого, ведь он не знает сам,
Какая хворь сейчас с ним приключилась!
Рассудка помутненье, или зло
В него змеёю скользкой заползло?
И надлежит теперь молиться каждый час
В расскаяньи до самой до могилы…
Но страшно мне не то, что сил нет в Вас,
А то, что я в себе нашёл иные силы, –
Я причинить способен боль тому,
Кто всех дороже сердцу моему.
Е: – Возможно, я и ошибаюсь, шут,
И в сердце у тебя добро хранится.
П: – Его лишь недостатки стерегут
И в полной мере не дают раскрыться,
Неясную обиду затая.
А потому и речи все колки.
Е: – У недостатков этих острые края.
Коль жизнь о них расколется твоя,…
Зови, я помогу собрать осколки…
Ах, добрый мой Читатель, как мне жаль,
Что мы знакомы с Вами лишь заочно,
Что не могу я умалить печаль,
Крадущуюся к Вам. Но еженочно
Молиться стану, дабы мой рассказ
Надолго Вас не огорчил. И всё же
Я знаю то, что с Вами мы похожи;
Хоть слёзы не текут из Ваших глаз,
Оберегая их, душа рыдает.
И боль за Вас мне сердце разрывает.
Твердят глупцы, что от бессилья слёзы,
И сами же купаются в слезах,
Надежд несбывшихся остаточные грёзы
Хранят в измятых носовых платках
Заботливо; устав от вечной битвы
С несправедливым роком, снова в ткань
Заветную складируют молитвы
И к Господу протягивают длань.
Пусть будет им. Их слёзы – их же слабость.
А в Ваших молчаливых – доброта
И свет, который мне подарит радость
Сквозь расстоянье и через лета.
Я обращаюсь к Вам, пишу для Вас,
Хоть и не вижу Ваших добрых глаз.
Спасибо Вам, Читатель милый мой,
За то, что Вы до сей поры со мной.
Ещё пять дней прошли в приготовленьи.
Шут по приказу венценосной госпожи
Вернулся к трону, где уже пажи,
Найдя его в тоскливом настроеньи,
Заботы ради иль чему назло
(Никчёмные природные ошибки!)
Шептали, не стараясь скрыть улыбки,
Наперебой: «Ах, как Ей повезло!
Эльзасский принц и телом, и лицом
Красив, как бог! Ещё с его отцом
Покойный наш король в младые годы
Союзником в военные походы
Ходил… Вот будет шутка, коль Елена
Сердечного не убоится плена
И с клятвой, закреплённой на крови,
Бумагу бросит на алтарь любви!..
Жаль Монтели, так бредивший войною,
Дофина не оставил за собою.»
Пажи, что тараканы, – мало толку.
Но сплетни, как заразу, в пять минут
На сотню лье в округе разнесут
И после насладятся втихомолку!
Ничтожество их – достоянье клана,
Словно в родстве друг с другом состоят!
И их жёлто-коричневый обряд,
Воистину, как крылья таракана.
…Так в сплетнях и прошли пять дней. И вот
Уж принц со свитою – у городских ворот!
Свет эркеров, зажжённых повсеместно
Играет на картуше золотом, –
Лабрис со шпагой сложены крестом, –
Чей это герб, давно и всем известно.
Он мощь символизирует собой,
И силу, и немеркнущую славу
Династии Эльзасской. И по праву
Гордится каждою главой народ,
Ступающей на трон, всяк в свой черёд.
Зевак и ротозеев, – всё одно же, –
Процессия сия всех собрала;
И тех, кто стар, и тех, кто помоложе.
Забросив дома скучные дела,
Толпы лились на улицы волнами,
Карете гостя преграждая путь.
Иль сквозь охрану девушка с цветами
Прорвётся, или просто кто-нибудь
Бежит навстречу конному кортежу,
Улыбкой крася, глупость на лице,
Причин не ведая тому. Поймать невежу
Да высечь хорошенько!.. Во дворце
Меж тем уже распахнуты все двери,
Взирая вдаль, застыл дворцовый люд,
Трубят на башнях, в барабаны бьют –
Восторг и счастье в самой полной мере!
Вот только мне едва ль они ясны –
Всеобщей радости людской порывы.
Простолюдины в глупости честны,
Придворные же в лицемерьи лживы,
И колорит тех сыгранных ролей
Актёрам совершеннейшим не снился! –
Им до своих нет дела королей,
А тут ещё чужой принц объявился! –
Но лица их податливы, как глина;
Улыбку «слепят» – и встречать дофина
Эльзасского с таким лицом идут,
Словно, всю жизнь только его и ждут.
…Елена мерила шагами залу,
Бездействию движенье предпочтя,
И устремляла взгляд к центральному порталу
Толи скучая, толи нехотя.
Но если не от очевидной скуки,
То от чего тогда дрожали руки?..
Стоп! Мы одним своим предположеньем
Задеть рискуем Королевы честь!
Так пусть же нам послужит утешеньем,
Что кроме нас едва ли кто-то есть,
Заметивший волнение Елены.
А коль мы немы, – честь её чиста.
Бесспорно, во дворце есть ещё стены…
Но мы совсем забыли про шута!..
А он ведь здесь и был всё время рядом, –
Любитель наблюдать со стороны, –
И под его небесно-чистым взглядом
Даже такие мелочи видны,
Как пульс, что возле шейки часто бьётся,
И под брокатом платья различим.
Такой талант не всякому даётся
И любопытство не в союзе с ним.
Ведь шут случайно (не по доброй воле)
Заметил трепет королевских рук,
И от нечаянной щемящей боли
В груди его взмолилось сердце… Вдруг
Елена вздрогнула, …метнулась к трону,
Но… передумала. Рукой корону
Поправила, чуть влево наклонив;
И локоны волос, и платья лиф,
И …вновь застыла, интерес изобразив.
Сквозь анфиладу, мимо статуй и пилонов, –
Свидетелей немыслимых эпох, –
Едва ли человек шёл. Он был бог!
По всем статьям неписанных канонов,
Коль таковые есть у красоты,
И словно, воплощение мечты!
Но дабы дифирамбами излиться
Достойными в честь красоты такой,
Мне б следовало женщиной родиться.
Тогда б и похвалы текли рекой…
Рискнуть?.. Рискну! Простите, Бога ради,
Заранее за скучный парафраз
Наличие улыбки, тела, глаз,
Но коль позволит мне листок тетради,
Я постараюсь написать портрет…
Примерно, двадцать восемь – тридцать лет,
Смугл кожей так, что если бы не знать,
Какая чистокровнейшая знать
На древе разместилась родословном,
Сочли б его мы турком безусловным.
Под крыльями бровей – орлиный взгляд;
Лежит волнами чёрный жгучий волос,
Едва касаясь плеч. А этот голос! –
Он, словно, опьяняет, и набат
Уж бьёт в груди твоей ни чём не виноватой.
Таков Эльзасский принц Орландо Пятый.
С перами птиц заморских сняв берет
С изяществом и грацией павлина,
(Хоть, может, в том сравнении и нет
Правдивости), под тенью балдахина
Он перед троном на одно колено встал.
То был всего лишь светский ритуал
Поклона и приветствия вельможи,
Но королеве он прибавил дрожи.
Е: «Да, встреча быть занятной обещает.
Но как волненье мне моё укрыть?..
Зачем он так хорош?!. Как поступить?!.
Моя уверенность, как снег весною, тает!
Я ущипну себя. Ужель всё это – сон?»
И тут его волшебный баритон
Развеял все сомненья, дабы внесть
Реальность и простой разбавить лестью:
О: – Ваше Величество! Какая честь
Быть на коленях перед Вашей Честью!..
Молва о Вас дошла через границу.
Но слухами пускай живет земля.
А я хоть раз решился посмотреть Жар-Птицу,
Чем вечно слушать шелест крыльев журавля…
В пути я был четыре долгих дня.
Мой галеон не плыл – он над волнами
Летел, как птица. И все дни меня
Один терзал вопрос, – когда пред Вами
Колено преклоню, что я скажу?..
Иль восхищение изображу
Притворное, увидев Вашу внешность?
Или восторг правдивый сменит неизбежность
Потери моей бедной головы?..
Я представлял себе – какая Вы?
Но из фантазий даже самой смелой
Не удалось достигнуть тех высот,
В которых Ваша красота цветёт.
Мне грустно, – фантазёр я неумелый,
Хоть и постранствовал по суше и воде
И в этой жизни повидал немало,
Но женщины не встретил я нигде,
Что б хоть едва мне Вас напоминала.
Вы – безусловный Ангел красоты,
По высоте своей достойный рая!
И Ваши несравненные черты
Ни разу не крала никто другая…
Я думаю, надежды не напрасны,
И столь же Вы добры, сколь и прекрасны,
И смелый мой порыв простите мне,
Чем осчастливите теперь вдвойне,
Поскольку счастлив я уже от мысли той,
Что видеть Вас могу перед собой!..
Он смолк, в почтеньи голову склоня,
А в воздухе повисло ожиданье.
Чуть не лишаясь самообладанья
Елена встала с трона: – Вы меня
На миг смутили пышными речами,
И я в себя едва смогла придти…
Мы «мадригал», произнесённый Вами
Сошлём на тяжесть долгого пути.
Как Женщине, мне Ваша речь приятна,
Но стоит и другое Вам учесть, –
Как Королеве, мне привычна и понятна
Причина Вас подвигшая на лесть.
Я тоже льстила в жизни, и сполна
За то судьбою «вознаграждена».
Принц поднял взгляд, исполненный тоски,
Лицо его зарделось от румянца.
О: – Молю, не рвите сердце на куски
К Вашим ногам припавшего эльзасца!
Я Ваш порог едва переступил
И уличён был в лжи и лицемерьи?!
Чем вызвал я такое недоверье?!
Немилость Вашу чем я заслужил?!
Солгал ли я Вам в том, что Вы красивы?
Вы подтверждение моим словам,
Взяв зеркало, увидите. Иль лживы
Все зеркала и льстят, как люди Вам?
Иль то, что Вам подобной в целом свете
Я не встречал, – Вы в том узрели ложь?
Но никогда не видел я, поверьте,
Того, кто на Богиню так похож!..
Хотя… всё больше я – на корабле,
Когда богини ходят по земле.
Последней фразы виноватый тон
Заставил королеву улыбнуться
И подойти к нему. Да так, что он
Коленом платья смог Её коснуться!
Е: – Не стоит, принц, искать Вам оправданье.
Нет, я не злюсь, а только смущена.
Ведь я же – женщина, а за окном – весна.
К тому же долгие минуты ожиданья…
Я предлагаю, принц, скорей забыть
Вам столь неловкое начало встречи.
И не берите в голову те речи,
Что я успела Вам наговорить…
Забавно, – правда? – не прошло пяти минут,
А тему разногласий мы успели
Уже найти, как будто, в самом деле
Давно знакомы. Только разнесут
Иначе всё по замку; станет ясно,
Что королева зла, надменна, властна,
Как и её покойный муж. Увы,
Нет средств спасенья от людской молвы…
«Как я могу молвой людскою править,
Коль справиться с собою не могу?
Себя впервые не могу заставить…
О, нет! Сама себе впервые лгу!
Уж дважды за такой короткий
Мужчины взгляд во мне смущение рождает;
Один – передо мной у моих ног,
Другой… – мне спину взглядом обжигает.
Его дыханье чувствую спиной,
Не юношеский пыл во взгляде жарком!..
Могла бы стать бесценнейшим подарком
Его любовь для женщины… другой…
Одни всю жизнь возвыситься мечтают,
Иным бы пасть, но крылья лишь мешают…
Моё величие – глубокое клеймо
В отместку мне же за Его ничтожность.
И коль недосягаема возможность
Корону эту сбросить, как ярмо,
Я среди равных мне, в моём кругу
Забыться и найти любовь смогу!..»
Уж минул час. И в том же тронном зале
В честь гостя был Еленой дан обед.
Стекали свечи с канделябров, и кларнет
Звучал, и слуги вина подавали.
В холодном мраке здешних погребов
Под пылью лет, прессованной веками, –
Коллекция изысканных сортов
Редчайших вин. Его и бурдюками
Туда несли, и в сотнях бутылей,
Лозою виноградною обвитых;
Наследие ушедших королей
Хранится в бочках, пробками забитых.
И извлекают их из недр дворца
Так редко, что не видно и конца.
Но в этот день засовы все открыты,
И паутины сброшены с ворот,
Ведущих в погреба! Кубки налиты!
Принц занят королевой. Свита пьёт.
Всеобщая тревога и волненье
Давно уже разбавлены вином.
Уже не вызывает удивленья
Нетрезвый паж, сидящий за столом.
Одно вслед за другим приносят блюда:
Поджаренных румяных индюков,
Форель, как будто, только что из пруда,
Украшенных приправой кабанов.
Носы дымком ласкает оленина,
Зеркальных карпов слепит чешуя!..
Как будто, за столом тем был и я, –
Так встала предо мной сия картина.
Но ни дурман, окутавший дворец,
Ни разность явств, ни вкус горячей снеди
Так гостя не увлёк. И наконец
Он королеву пригласил к беседе:
О: – Ваше Величество, я не кажусь Вам странным?..
Улыбка – это «Да» иль, может, «Нет»?..
Представьте, я за очень много лет
Впервые не боюсь быть слишком пьяным!
Вином я кубок дважды наполнял
И дно его мог рассмотреть уж дважды,
Но с той поры не утолить мне жажды,
Как я вошёл сегодня в этот зал…
Вошёл, того не зная, что теперь
Уже не будет жизни мне, как прежде…
За мной закрылась дверь, но я в надежде,
Что ПРЕДО МНОЮ не закроют дверь.
Могу ль и впредь я жить надеждой той,
Иль разлучите Вы меня с мечтой?
Е: – О, Монсеньор, вы взглядом столь ясны!
И в трезвости речей не усомниться
Мне ни на миг. К тому же вы честны, –
Что редкость в наши дни, – и убедиться,
Поверьте, я успела и не раз
За этот краткий, но столь долгий час,
Что не последней в вашем списке честность
Средь добродетелей людских стоит;
Вас тьмою не пугает неизвестность;
Румянец говорит о том, что стыд
Вам ведом, значит скромность – тоже,
(Что и во взгляде отображено);
Хоть вы любого здесь куда моложе,
Но вашего ума им не дано.
Вы и добры, и равно справедливы;
И с сердцем не в раздоре голова;
Вам и отваги ведомы порывы,
И мужества… Иль в чём-то не права
Я, может быть, и что-то проглядела?
Хотя и так уж больше, чем хотела
Наговорила, иль была должна…
Вот, право, я открылась вам сполна!
Принц мучался, сомненьями терзаем,
Хоть очевиден был Её ответ.
Мы все порою ход опережаем
Событий и торопим: «Да иль Нет?»
О: – Но дайте же совет, – или стучаться
Мне в эту иль искать другую дверь?!
Е: – Зависит всё лишь от того теперь,
Как далеко решили вы пробраться…
К тому ж советовать могу ли я?
Подскажет время, лишь оно – судья.
Примерно так всё и происходило,
И такова была беседы суть.
И хоть Елена прежде не любила
Внимания мужского, но раздуть
Орландо удалось в ней искру. Словно
Свеча, давно потухшая в слезах,
Елена оживала на глазах
От этого огня. Но, безусловно,
Пыталась и противиться, и гнать
Все мысли разом. «Это ли не мука?!
Ведь мне любая ведома наука,
Но этой надлежит уроки брать!
Да и когда бы имя ей я знала,
Тогда бы в книги с головой ушла.
Я б тысячи страниц перелистала
И сто трактатов бы о ней прочла.
Теперь же что б невежей не казаться,
Мне должно будет в самый краткий срок,
(А главное – тайком) учить урок,
Поменьше говорить. И улыбаться.»
И точно в этот миг по центру зала,
На колпаке бубенчиком звеня,
Шёл тот, кого она и ожидала
Увидеть, и боялась, как огня.
Тот, кто следил за нею непрерывно;
Кому был ведом каждый его шаг;
Кто произнёс: «Я – шут, паяц, дурак.»
Но взгляд слова иные так надрывно
Кричал, что Ей казалось – все поймут
Смысл этих слов! «Люблю» – она читала
Тогда, когда он говорил: «Я – шут».
Огромен смысл, хоть сказано так мало!
П: – Я – шут. Дурак! А вы кто – всем известно.
Поверьте, Монсеньор, мне будет лестно
И с тенью вашей вслух поговорить,
Коль вы меня вниманьем одарить
Откажетесь минутным. Ради Бога,
Да мне и нужно ведь не так уж много!
У нас с лакеем здешним вышел спор…
Что, может, лучше с тенью?.. Монсеньор! –
Он к тени принца с этими словами,
Сложив у рта ладони, прокричал, –
Эй, Монсеньор! Я – здесь, стою над вами, –
И каблуком по полу постучал, –
Я в споре этом победил бесспорно,
Но вас прошу нас с Жаком рассудить.
Он говорит, мол, принц не может пить,
Мол, для простого смертного позорно
Не выпить кубка за здоровье госпожи!
А я твержу – он выпьет! Докажи, –
Заладил Жак!.. Его побью я позже.
Уж и с кареты вашей срезал вожжи.
Но прежде преподать ему урок
Нам надлежит… Всего один глоток.
Он протянул Орландо кубок полный
Сверкающим кровавым «Божеле»…
Хоть было кубков много на столе,
Но шут нашёл средь них такой огромный,
Что без сомненья он в себя вмещал
Бутыли две, а может, три бутыли!
И, словно, по команде целый зал
Вдруг замолчал. И люди все застыли,
Разинув рты. Такая тишина!
И только мелкой дрожью пальцы били
По стенкам кубка, полного вина.
А что же королева? Эта сцена
Её повергла в молчаливый шок.
О: – Я пью за Вас, Прекрасная Елена!
Сказал и пригубил вино… Глоток,
За ним – другой. Шестой, восьмой, десятый…
Уж сбились те, кто начал их считать.
П: – Вы благородны, коли почетать
Способны те, традиции, что святы!..
Да, в вас я не ошибся, Монсеньор!
Эй, Жак, твой очевиден приговор!
Дружище, есть на всё господня воля;
Спор честный был, ты должен три пистоля!
Но… так как я души в тебе нечаю,
Сей долг тебе я с легкостью прощаю!..
Семнадцать, девятнадцать, двадцать два…
Вино уже по большей части мимо
Стекало, за камзол. И голова
Уже шумела. И недопустимо
Подкашивались ноги. И с глотком
Последующим всё усугублялось…
Но лишь когда не капли не осталось
На дне сосуда, принц смахнул платком
С лица и рук, – вершителей позора, –
Вина потёки, алые, как кровь,
И произнёс: – Я пил не ради спора.
Шут, ты ошибся! Пил я за любовь.
И гордо кубок водрузив на стол
Вздохнул и … рухнул на гранитный пол …
……………………………………………………
Оплывший и остывший воск струился
С потухших свеч. Снаружи стук колёс
Уж отъезжающей кареты доносился,
Потом – другой… И не скрывая слёз
Бежала королева в эту ночь
Прочь от шута. От принца. Прочь…Прочь…Прочь…
Мой милый друг, Вы не огорчены
Событием, что кончились так странно?
Но я предупреждал, – не без изъяна
И люди, и история. Вины
Моей в том нет, поверьте, мой Читатель.
Я больше Вам скажу, – не виноват
И бедный шут. Он вовсе не предатель
И не подлец! Когда б чуть-чуть назад
По стрелкам мы вернулись, то прекрасно
Смогли б иначе всё тогда понять.
Вот только время не всегда подвластно
Желаньям нашим… Остаётся ждать.
Вы всё поймёте позже, в свой черёд.
И ожидание вознаградится
Развязкой, апогеем! Насладиться
Вы сможете сполна… Итак, вперёд!
Луны огромной леденящий свет
Так ярок в эту ночь, так ослепляет!..
А где-то в небесах – парад планет,
И млечный путь в тумане звёздном тает.
Там – неизвестность. Там на облаках
Есть тоже жизнь, где всё иначе, ново.
Там все друг друга понимают с полу-слова,
Хоть говорят на разных языках.
Там тоже любят, верят, помнят, ждут,
Не знают зла, прощают за ошибки.
И на густых ветвях в садах цветут
Цветы, и распускаются улыбки…
Е: «Когда б и я смогла уйти туда,
То стала бы свободною тогда.»
Елена за оградою дворцовой
Стояла, в небо устремив глаза.
Налились веки тяжестью свинцовой,
В траву стекали за слезой слеза,
Обида горьким комом в горле встала.
Е: – Господь! Скажи, за что Он так со мной?
Как с неживою каменной стеной?!
Клянусь, Ему я повод не давала!
Ведь Он не в гостя метил моего
Издевкою своей! Страшней всего
То, что меня стремился Он обидеть!
Когда успел Он так возненавидеть?
А главное – за что?! Ответ хочу
Найти; за что я щедро так плачу
Слезами собственными?.. О, Господь Всевышний!
Дай силы мне и научи, как жить?
Кто из двоих из них для сердца лишний?
Кого любовью щедро наградить?..
Он был один мне друг; кругом – враги…
Хоть знак подай, что слышишь. Помоги!
И пусть с небес разверзнутых твой глас
Раздастся!.. Подскажи, где Он сейчас?..
…………………………………………………
Елена даже не успела оглянуться,
Когда мужская сильная рука
Плеча Её… коснулась… и щека
Горячая Её щеки коснуться
Осмелилась… Дыханье обожгло!..
Она пока лишь сердцем осознала –
КТО за Её спиной! Но как могло
Случиться, что она не услыхала
Его шагов, звенящих бубенцов?
Ну, сердца стук Его, в конце концов?!
Ведь в этот миг Она так явно слышит
И ощущает собственной спиной
И как стучит оно, и как Он дышит!
Е: «Так сжалился, Господь, ты надо мной?!
Воистину, ты слеп и глух! И всё же,
Быть может, тем и ценен ты для нас,
Что кару посылаешь в нужный час
И миг короткий счастия… … О, Боже!!!»
Она, не открывая влажных глаз,
Ладонью головы Его коснулась
И от волны блаженной покачнулась,
Вдруг овладевшей Ею. В первый раз!
Е: «О, как послушен шёлк густых волос!
Как он ласкает пальцы и запястье!
Он стоит мною выплаканных слёз…
Я грежу наяву! Какое счастье –
Быть рядом с Ним, пусть даже краткий миг!
Я на руках Его уснуть смогла бы!..
Увы… Мечты сильны – надежды слабы…
Увы, мне не взлететь к тебе, Патрик…»
Сердца стучали, время отбивая.
Секунды застывали на лету.
И Королева, не осознавая
Того сама, лицом к лицу к Шуту
Вдруг обернулась!.. Ах, как сердце сжалось!..
Е: – Нам ничего с тобою не осталось,
Лишь этот взгляд, исполненный огня…
Последний – для тебя… и для меня…
Глаза – в глаза, к щеке – щека,
В Его руке – Её рука!
И звон в ушах! И сердца стук!
И, словно, вторит всё вокруг!
П: «Люблю» скажи!»
Е: «Скажи «Люблю»!
Весь мир к чертям тогда пошлю,
Трон и корону, целый свет!»
П: «Люблю! Скажи и ты в ответ!..»
Впивались пальцы в кожу, и стучали
Неистово сердца. Уста – молчали.
………………………………………………………….
Мы твоего не слышим появленья,
О, Счастье! И шагов не узнаём.
Своей гордыне вечного служенья
На склоне лет напиток горький пьём;
Гордыне, что всю жизнь питалась ядом
Людского лицемерья, лести, лжи…
А ты прошло так близко-близко, рядом
На миг остановившись!.. Подскажи
В каких краях теперь тебя искать
И как с дороги истинной не сбиться?
Как средь подделок сотен угадать
Твой взгляд, о, счастье, и не ошибиться?
Как распознать, где истина твоя,
Та, о которой мы почти забыли?..
Иль в антикварной лавке средь старья
Она под слоем плесени и пыли?..
…Увы, мы поздно понимаем суть
Своих ошибок и слепой бравады.
Но без сомнений жизнь отдать бы рады,
Что б хоть один Твой миг назад вернуть…
Мы тянем жребий, жалкие глупцы,
Разменивая радость на мгновенья!
Вы! – собственного счастья кузнецы! –
Без тяжести в душе, без сожаленья
Тяните тот единственный «билет»
И не пренебрегайте этим даром
Всевышнего! Иначе под ударом
Вся ваша жизнь! ВСЯ – до скончанья лет.
Быть может, с кем строга, но справедлива,
Заботлива, добра и велика,
Щедра и бескорыстна, терпелива
По жизни нас ведущая рука.
Поверьте ей! С сомненьями иль без!
Доверьтесь всей душой и в полной мере!
И да воздастся каждому с небес
Достойный жребий по его же вере!
В пример тому история моя.
Мой друг, меня сомнение не гложет,
И опыт сей, – в то свято верю я, –
Ошибок многих избежать поможет…
Да, Вам я лгал невольно, милый друг,
В том, что рассказ сей мой коротким будет.
Но кто меня за этот «грех» осудит
Коль люди все в грехе и лгут вокруг,
Не веря, не надеясь, не любя,
Ропща на Бога, уповая на себя?!
А я б, напротив, в том и согрешил
Ко лжи своей прибавив нетерпенье,
Когда б рассказ столь скоро завершил.
Но мне уже в одном есть утешенье, –
Вы держите в руках мою тетрадь,
А, значит, силы я нашёл всё дописать.
Быть может, что за гранью той страницы
Вас ожидает новый поворот.
И вот сомкнув дрожащие ресницы
Вы в тот же миг у кованных ворот
Окажетесь, ведущих в сердце сада
Сквозь толщу расстояний и веков.
И вот уже как-будто и не надо
Тревожить ветхость мной исписанных листков.
Вы станете свидетелем картины
Событий, но не как покорный чтец.
Пред Вами изумрудные долины
Раскинутся, с отарами овец
И со стадами буйволов рогатых,
Что бродят вольно средь шелков измятых
На пастбищах нескошенной травы.
И зной палящий ощутите Вы,
И тут же пальцев Ваших рук усталых
Коснётся льдом дворцовая стена.
Там в, пауками нашпигованных, подвалах
Вы пригубите сорт редчайшего вина
Столетней выдержки. И пыль на гобеленах
Вдохнёте. И средь множества картин
Ваш взгляд найдёт портрет… Всего один.
И кровь от ужаса застынет в Ваших венах.
Пусть груз надгробия Его скрывает прах,
Но даже память в Вас разбудит страх…
Сия тетрадь – последняя обитель
Истории давно минувших дней,
И Вы, едва соприкоснувшись с ней, –
Читатель добрый мой и строгий Зритель, –
Задержитесь надолго средь веков
В плену загадок и таинственных оков.
Не всё то явно, что открыто нам
И что мы объяснить как-будто властны.
Даже попытки безобидным снам
Дать объясненья так порой опасны,
Что иногда неведенье ценней
И заблужденье истины яснее.
А истина порою тем страшнее,
Чем больше знаем мы и думаем о ней.
И в миг когда Елена слёзно стала,
К небесным силам обратив мольбу,
О помощи просить, она не знала,
Как повернёт теперь Господь её судьбу.
Когда б в тот миг ей истина открылась,
И прошлого рассеялся туман,
Скрывавший и жестокость и обман,
И подлость, то, быть может, изменилось
Грядущее, начертанное ей.
Ну, а пока она в ночи в тени ветвей
Роняла бисер слёз в покров зелёный,
Не ведая того, что в тот же миг
Он в двух шагах стоял – её Патрик!
Отчаянно-несчастный и … влюблённый.
Быть может, это он мольбой своею
Умножил Королевы тихий стон,
Что б до небес он долетел скорее
И раньше бы им внял Господь. И Он,
Ей бесконечно преданный и телом,
И сердцем, и душой, в порыве смелом
Под сенью молчаливых тополей
Доверил небу боль души своей.
П: «Я не прошу о милости у Бога.
Он властен сам решать – кому дарить
Всевышним жестом счастья, хоть немного,
Кого несчастьем вечным заклеймить.
Я не прошу ни царствия, ни злата,
Алмазный блеск глазам моим не мил,
Душа моя и без того богата…
Лишь об одном молю, Господь мой, дай мне сил!
Дай сил покаяться и не скривить душою;
Не дай такой тяжёлый грех принять.
Пусть правдой я вину с себя не смою,
Но я решил открыться пред тобою
И тяжкий груз с души своей убрать…
Не помощи прошу, но снисхожденья;
Мольбам страдания внемли, Отец!
Коль виноват, – я встречу свой конец
Сиюминутно и без сожаленья.
Но не к тебе последнее «Молю»
Я вознесу, а вымолю прощенье
У той одной, которую люблю;
У той одной чьё имя на рассвете,
И в полдень, и в полночный час шепчу;
У той, чей голос слышать я хочу,
Единственный на целом белом свете.
У той, на чьё лицо посмел поднять
Свои глаза и … проклял то мгновенье.
Так вот оно – жестокое прозренье!
Умом такое не дано понять;
Словами это чувство не опишешь,
Как ни старайся, в песне не споёшь.
И лишь душою ты его поймёшь,
И только сердцем ты его услышишь…
…Ах, лучше бы мне было умереть
В миг моего несчастного рожденья!
«Как сладок сон! Как горько пробужденье…»
Мне легче вспыхнуть и дотла сгореть,
Чем, как свеча, зажжённая мгновенно
Безжалостным огнём, все дни свои,
Отмеренные свыше, постепенно
И непрестанно таять от любви,
Расплавленные слёзы восковые
Роняя по земле, весь мир кляня
За то, что подарив любовь впервые
Он так жестоко наказал меня…
Быть может, мой измученный огарок
Задует ветер-время. Но, клянусь,
Я небесам молился, и молюсь,
И впредь от слов своих не отрекусь, –
Благодарю, Судьба, за твой подарок!..
Хоть тяжела, но слаще во сто крат
Беспечной жизни мне такая мука.
Как нелегка, Любовь, твоя наука,
Но постигать её я был бы рад!..
Когда б ни эта пропасть между нами.
Казалось бы один лишь только шаг
До счастья. Но оно – мираж. И мрак
Всё обнимает чёрными крылами!..
…Но где вина, ты спросишь? Где вина?
Господь, я на коленях пред тобою.
Свой грех тебе я сей же миг открою…
О, если б знал ты, Боже, кто ОНА!
Кого посмел я полюбить,
Кого ласкаю тайным взглядом,
С кем речи дар теряю рядом,
Когда обязан говорить
И развлекать Её Величье,
В ответ подчас внимая безразличье…
Своими мыслями на честь её печать
Посмел я бросить. О, святая Дева!
Я губы в кровь кусаю, чтобы не сказать
Однажды: «Я люблю Вас, Королева…»
…О, грешный… В забытьи я так мечтал
В любви бездонный омут окунуться!..
Но кончился тот сон, и я проснулся,
И в тот же миг прозрения упал
С небес – на землю. В прах мечты разбились.
Что б помнил шут свою земную роль,
В его разбитом сердце поселились
С того мгновенья и любовь, и боль…
…Я силился, Господь, как только мог,
Заставить сердце замолчать стараясь,
Но сердце плакало, когда я улыбаясь
Пел серенады о любви у этих ног.
Рвалася из груди, огнём горела
Безродного несчастная душа.
Когда Она со мною вместе пела!
О, как неповторима хороша
Была Она в те краткие мгновенья,
На время позабыв про важность дел!
И голос, точно камертон звенел,
Во мне рождая столько удивленья!..
А взгляд! Мой Бог, я видел те глаза,
Наполненные до краёв такою
Немыслимой печалью и тоскою,
А на щеке – жемчужинка-слеза…
Так значит сердце женщины – не лёд,
Когда оно прилюдно так рыдает,
Нисколько не стыдяся, и кто знает,
А может быть, и в нём Любовь живёт?..»
«Любовь живёт,» – как эхо побежало
По тонким струнам молодых ветвей.
«Любовь живёт!» – как колокол стучало
В груди ожившей сердце! И сильней
Уверенность росла. И стало ясно,
(Или в тот миг ему казалось так),
Что небо над судьбой его не властно,
И то, что прежде было так опасно,
При свете дня, полночный скроет мрак.
И Он шагнул тогда, как в бездну, в эту ночь,
Стараясь страх, и боль, и робость превозмочь…
Мы знаем, друг мой, всё, что после было, –
Они так простояли до утра,
В руке – рука… Пока не остудила
Она Его холодным:
– Всё… Пора… –
Свою ладонь к устам его прижала, –
Забудь меня… Не смей меня любить!!!
Пусть то, что было – нам обоими слишком мало,
Но это – ВСЁ, что между нами может быть...
...................................................
Продолжение следует...