С вытоптанного двора казармы,
от бараков, выставленных покоем,
не дожидаясь команды «в ружье!»
или, скажем, «по коням!»,
вытянув всадника плеткой вдоль крупа,
вскачь по кремнистой дороге погоним,
не подражая ни рыцарям сказочным,
ни одиноким ковбоям.
Мчимся, не чуя подков
и по возможности рук не марая,
кустики вереска пыль сметают с боков,
а может, кусты чаппараля.
Кто там прячется на чердаке
замка, притона, сарая
то ли с кастетом в руке,
то ли с чашей святого Грааля?
Скалы ли, нивы ли мимо,
Америка, Азия или Европа –
в уши нам кричат херувимы,
местами срываясь на шёпот.
Пляшет в зрачках судьба,
как циркачка в прорези стробоскопа,
мы в упоении скачем,
положась на собственный топот.
Жители темной страны,
верноподданные книгочеи –
нам Чаадаев мозги вправлял,
а фрунту учил Аракчеев.
Вот мы и скачем в тумане
по неизбывным просторам Расеи –
кукиш взведенный в кармане,
веревка на взмыленной шее.