СМ.НАЧАЛО: "Я молю судьбу о Вас..." - 1,2,3,4.
* * *
В том же 1983 году до Читы дошла весть, что Головатый перебрался в столицу и пытается там закрепиться. На Новый 1984 год пришло от него поздравление:
30.12.83. Москва.
Здравствуй, Галочка, дружок!
Снова новый год стучится,
Дед Мороз огни зажег –
Вьется, манит, серебрится
Путь-дорожка в Новый год.
Все проходит, слава Богу!
Бесконечна лишь Дорога.
А на ней всему черёд.
Оттого, бредя по свету,
Рано ль, поздно ль видим мы:
В Мире не было бы света,
Если не было бы тьмы!
Потому на Новый год
В этом святочном посланьи,
Шлю одно лишь пожеланье:
Смело двигаться вперед!..
А я в Москве. Лечусь, общаюсь. Работаю. Мой телефон 371-31-... Если не будет ответа, узнать где я: 135-60-...
Галочка, милая, прости великодушно мое молчание: не мог! Встретиться бы!..
Москва, 109542, Рязанский проспект, Г.Головатый
* * *
А в мае 1984 года мы встретились. В «Комсомольце Забайкалья» меня поощрили за работу трехдневной поездкой в Москву. Правда, в чистом виде это поощрением не назовешь, так как мне пришлось сопровождать на пленум ЦК ВЛКСМ известного бамовца - Сергея Пермякова. И не просто сопровождать, а редактировать (читай: писать) текст его выступления. Но речь сейчас не о том.
Мы созвонились с Головатым. Не имея своего жилья, он обитал тогда на съемной квартире, а бывало, и кочевал по друзьям. Все это сопровождалось большими неудобствами, но Геннадий Алексеевич по-прежнему оставался оптимистом. Когда я приехала к нему, в маленькой квартирке было несколько неизвестных мне людей. Единственным знакомым в этом окружении оказался Алексей Мальцев - какое-то время он жил в Чите, всерьез занимался биоэнергетикой и очень был предан Головатому. Многие годы, вплоть до возвращения поэта на родину, регулярно общался с ним, поддерживал, как мог. У сыновей Геннадия Алексеевича сохранилась видеокассета, на которую Алексей записал свои прогулки и беседы с их отцом, когда тот восемь лет спустя поселился на окраине Москвы в пансионате для ветеранов труда и войны.
От этой встречи осталось ощущение некоторой отчужденности. То ли потому, что мы давно не общались, то ли из-за присутствия посторонних, а скорее, времени у нас было немного – я забежала навестить, обменялись информацией, вспомнили Читу и читинцев...
Тогда же я познакомилась и с будущей (второй) женой Головатого - Светланой – симпатичной молодой женщиной, взявшей на себя в тяжелейшие для страны, перестроечные годы нелегкий груз забот о муже-инвалиде. Ну, а в то время у них был, как сейчас говорят, букетно-конфетный период, благо, этому способствовала весна – Москва благоухала сиренью. И когда гурьбой пошли меня провожать до метро, Геннадий Алексеевич одарил всю женскую половину компании цветами. Мы тепло попрощались, пообещав звонить и писать друг другу – через день мне предстояло возвращаться домой. Но, как оказалось, на этом наше общение еще не закончилось.
Назавтра, пользуясь случаем пребывания в столице, я отправилась в театр миниатюр на концерт известных юмористов Романа Карцева и Виктора Ильченко. И, вдоволь нахохотавшись (надо ж такому случиться!), вернулась в гостиницу с жутко травмированной ногой - на выходе из троллейбуса споткнулась о бордюр. Растянула связки, стопа моментально распухла, от боли не знала куда деться. С чьей-то помощью добралась до гостиничного номера. А утром надо лететь в Читу. Было ясно, что самой мне в аэропорт не попасть. Обратиться не к кому... И пришлось звонить Головатому. Геннадий Алексеевич несмотря на поздний час разыскал Алексея Мальцева, и тот в шесть утра явился за мной на такси. Головатый через Лешу еще и «трешкой» (по тем временам это были деньги) снабдил меня на дорогу – на всякий случай…
После мы еще какое-то время перезванивались, а потом погрузились в свои проблемы: устраивали личную жизнь, рожали детей, улучшали жилищные условия… Однажды все-таки пришла открытка:
12.01.87.Москва
Милая, славная Галушечка!
Столько воды утекло! Как Вы там поживаете, как доча растет? Как работается? Как мама с бабулей? Привет им и все добрые новогодние! Что у меня? Наверное, Ярославцева все рассказала (подразумевается приезд Людмилы Ярославцевой в 1986 году к родным в Читу. В конференцзале «Забайкальского рабочего» состоялась тогда выставка ее художественных работ – картин, вырезанных из бумаги. Мой очерк об уникальном даре Людмилы был опубликован тогда в «КЗ»).
Жену мою Вы видели (тогда еще только будущую) в 1984 в мае. В июле минувшего у нас родился сын. На 4-й квартал этого года запланирован выход моей «Два мира - в мире», над которой работал еще в Чите. Вы, верно, помните, как вместе над ней сидели, и я с замиранием сердца ловил Ваши «добро» и «не нравится». Вообще Ваш образ, Галя, связан у меня только с приятными воспоминаниями. Всего Вам светлого. Ваш Г.А.
М., 1-й Тушинский проезд… тел…
И еще одна наша встреча в Москве осталась в памяти. Состоялась она в феврале 1995 года. К тому времени многое изменилось в стране и наших судьбах. Приказал долго жить «Комсомолец Забайкалья». Как и многие коллеги-журналисты, я неоднократно меняла место работы, не раз в отчаянии не знала куда приклонить головушку. Наконец, в 94 году устроилась в информационно-издательский центр областной службы занятости, откуда и поехала в начале 95-го на семинар по повышению квалификации.
Каково было в эту пору Головатому? Слышала, что у него ухудшается здоровье и по ряду причин с середины 1992 года он живет в районе «Теплого Стана» в интернате для ветеранов труда и войны.
Созвонившись, мы договорились встретиться 14 февраля - в День Святого Валентина. Добираться пришлось довольно-таки долго. Сначала на метро до станции Коньково, потом через огромное снежное пространство и лесопарковую зону - к улице Островитянова. Увидев несколько рядов одинаковых многоэтажек, растерялась: где-то тут дом под номером шестнадцать? Однако, первый же встречный показал пансионат. На входе дежурная проверила, есть ли моя фамилия в журнале посетителей и рассказала, как найти нужную комнату.
Геннадий Алексеевич ожидал меня в привычном положении – за столом и почти в таком же деревянном креслице, какое было в Чите. В довольно просторной комнате кроме стола и небольшого шкафчика для вещей и книг стояло две кровати. Вторая – для человека, который помогал поэту в обслуживании – это могли быть жена, дети, друзья... Геннадий Алексеевич не мог обходиться без посторонней помощи и каждую ночь с ним кто-то оставался.
Очень жалею, что не вела тогда дневник и сейчас с трудом восстанавливаю события того дня. Помнится, в какой-то момент позвонила Светлана – нужно было решить семейные вопросы. Потом приходил не очень симпатичный мужчина - с лживыми бегающими глазами. Головатый вел с ним деловой разговор, в суть которого я не вникала. Позже оказалось, что это – аферист чистой воды… Но, не раз попадавший в ситуации обмана, Головатый не изменял себе - продолжал доверять людям. Его, кстати, тогда же бессовестным образом обманули в журнале «Юность» - какие-то молодые люди забрали для публикации несколько картин, да так и не вернули…
Пока мы беседовали, в комнату принесли с виду вполне сносный обед. Геннадий Алексеевич предложил мне разделить с ним трапезу, но я ограничилась чаем и продолжала рассказывать о жизни в Чите. Между делом, по случаю Дня Святого Валентина прочла свое стихотворение, написанное накануне, и подарила его поэту с автографом (после смерти этот листок обнаружился в его архиве).
За разговорами не заметили, как начало темнеть. Я заторопилась в гостиницу. Геннадий Алексеевич предложил мне ночевать у него, но мне с утра пораньше нужно было быть на занятиях. И только по прошествии времени я поняла, какую допустила ошибку, оставив его одного в полутьме за столом. Неясно было, кто уложит в постель, поможет ему в ту ночь повернуться с боку на бок (это было обязательным еженощным актом). Головатый, как всегда, деликатно умолчал свои проблемы, а я, озабоченная своими, бессовестно удалилась, по сути, бросив его на произвол судьбы. Геннадий Алексеевич только попросил на прощанье поудобнее устроить его в кресле. Как долго находился он в таком положении, я так и не узнала… Сколько подобных ситуаций пришлось ему пережить, сколько таких оплошностей по невнимательности, по глухоте ли своей допускалось в отношении к нему даже его друзьями! Господи, как же стыдно...
* * *
В августе 1999 года у меня раздался телефонный звонок, и я услышала знакомый с картавинкой голос – Головатый вернулся!
В очередной раз, на шестидесятом году, он решил обустроить свою жизнь заново. На этот раз с подросшими сыновьями Романом и Силой. По доступной цене намечалось приобрести жилище недалеко от Читы. По объявлениям в газете подходящий домик нашелся на станции Яблоновая. Перебраться туда помогли родственники и давний преданный друг - Андрей Павлович Кучерявенко.
Вскоре мы с мужем и дочкой на своем стареньком «Запорожце» поехали к Головатым в гости, а после не раз добирались на электричке. Дом располагался на самой верхней окраине поселка – близ леса, потому и улица именовалась Лесной. Геннадий Алексеевич встретил нас радостно и оживленно. Он был еще достаточно энергичен, планировал с сыновьями привести в порядок имеющуюся во дворе баньку, весной заняться огородом, развести кур и коз… Городским мальчишкам все было внове, они под руководством отца брались за любое дело: городили забор, копали землю, заготавливали дрова, стирали белье, готовили пищу… Тринадцатилетнего Силу определили в местную школу, Рома готовился поступать в институт.
Раскинувшаяся по сопкам Яблоновая напоминала поэту родное Аксеново-Зиловское. Он по обыкновению быстро обзавелся здесь знакомствами, с помощью друзей добился, чтобы в дом провели телефон. И продолжал работать: подготовил к печати сборник стихов со своими иллюстрациями. Книга «Испытание» вышла в свет в издательстве «Поиск» уже после кончины Геннадия Алексеевича. А я обязана поэту еще и тем, что он стал составителем-редактором моего первого сборника стихов «Деревья в городе», написал к нему одобрительное предисловие.
30 января 2000 года поэту исполнилось 60 лет. Событие это отмечалось в узком кругу близких и друзей. Застолье получилось по-настоящему теплое, с воспоминаниями, шутками-прибаутками, с большим красивым тортом, который испекла местная жительница – Татьяна Русак, ставшая для Головатых бескорыстной помощницей на весь период их пребывания в Яблоновой.Сила окрестил ее мамой Таней.Она и в самом деле по-матерински спасала их, по словам Головатого, от голодов, холодов и неуютов.
Вроде бы жизнь налаживалась. Но невероятно холодная даже для Забайкалья зима 2000-2001 года потребовала кардинальных изменений. Сельский домишко Головатых нуждался в тщательном уходе, на топливо и довольно дорогие лекарства для Геннадия Алексеевича не хватало средств. Сыновьям нужно было учиться дальше…
Видя все это, друзья выхлопотали Головатым квартиру в Чите. Только перебраться в нее они не успели. 22 февраля 2001 года Геннадий Головатый умер. Доктора употребили в диагнозе привычный в таких случаях термин: «сердечная недостаточность». Наверное, это пусть не в полной мере, но соответствует истине. Не всякому здоровому человеку по силам выдержать такой темп жизни!
Похороны поэта состоялись на центральном кладбище в Чите 25 февраля – в Прощеное воскресенье. Так уж совпало. Но все, кто был на отпевании в ритуальном зале областной клинической больницы, сочли это совпадение не случайным. Думаю, поэт простил всех нас за то, что не успели для него сделать. Да он и не требовал ничего. Склонный к комфорту и уюту, умел довольствоваться малым и, повторюсь, всеми возможными средствами помогал другим. Даже в последний год жизни – в Яблоновой –успел расположить к себе многих. Здоровые, сильные, но потерявшие точку опоры люди приходили к нему за очищением души, за поддержкой.
Как и ко всему в жизни, к смерти Геннадий Алексеевич относился философски. Иногда говорил, что хотел бы быть похороненным на некой возвышенности (взгорке) и чтобы неподалеку была хоть малюсенькая река. А как-то заявил, что считает лучшим, вместо надгробья иметь на могиле просто камень – у дороги. Безо всяких ритуальных в таких случаях обозначений. Чтобы любой прохожий мог присесть на этот камень – отдохнуть и поразмышлять о жизни. В одном из стихотворений же на эту тему написал:
Кресты на кладбище –
стоят, как плюсы.
Один, скосившись,
множителем стал.
Когда умру,
погибну, утоплюсь ли,
не ставьте надо мной креста.
Не ставьте
памятника-восклицанья,
но схороните при дороге
прах
и посадите древо -
отрицанье
распада! –
на семи ветрах.
Пусть на отшибе –
на меня похожим –
оно растет
стремленьем ввысь и вдаль,
несет плоды,
дарит приют прохожим,
не множа на земле печаль…
…На девятый день его кончины с утра, как по заказу, выпал снег. Укрывшая округу чистая пелена в который раз напомнила мне давнее стихотворение Головатого, давшее в 1968 году название сборнику «Не забыть и не вспомнить»:
Удивительно хорошо,
Когда падает снег весной,
Пахнет свежестью и тишиной…
Удивительно хорошо!
Мне в такие минуты опять
Неизбывно хочется быть…
Легкие, завораживающие строки… Поэт оставил их нам, как напоминание о счастье – быть, не смотря ни на что!
PS. В заметках использованы мои публикации о Г.А.Головатом в областных газетах за 2001-2006 годы.
С произведениями поэта можно познакомиться на стр.http://stihi.ru/avtor/gengol