Музе

Марго Па
«Когда ребенок был ребенком,
жизнь казалась ему вдохновенной игрой,
а сейчас вдохновение посещает его иногда,
во время работы»
(Вим Вендерс «Небо над Берлином»)

«Я не знаю, где ты,
но надеюсь, тебе также плохо»
(из письма бывше-близкого друга)



Как ты и где?

У меня все тот же февраль. Слишком медленный и густой снег.
Время проталкивается к весне, как сквозь толпу к выходу из метро.
Холодно, грустно и форточки настежь в квартире.
А вчера погас последний фонарь, тот, что в конце улицы. Под окном не горит уж давно. Чинить фонари они не торопятся. Я смотрела в темноту, и мне показалось…
Ты всегда возвращаешься по первым осенним листьям или уже в феврале.
А уходишь в мае, когда отцветают каштаны.

Помнишь, в детстве мы даже не расставались?
Сколько игр мы придумали вместе! Жаль, я писать не умела, киностудии детских фильмов оценили бы наши сценарии.
В летнем лесу голоса птиц сливались в симфонию, но мы знали
по именам всех исполнителей. На рояле я тоже не научилась играть.
И в школу живописи провалила экзамен. Вот, рисую теперь словами.
Плохо, конечно, но что имею, то и храню.

Я тебя жду. Ты где-то бродишь. Ожиданием пытка. Я истончаюсь от времени, как твоя старая фланелевая рубашка. Растекаюсь вином и маслом или как акварельные краски  исчезаю с листа. Немота.
И лишь в молчании замечаю, сколько ненужных слов произносят люди.

Без тебя первое лето было оранжевым и зеленым, шумным, никчемным.
Кто-то, наверно, Лолиту писал, но промахнулся на век. Опоздал. Ничего, позабудет.

Ты вернулась ко мне стихами. С обесцвеченной челкой и угольными бровями. Повзрослевшей и очень усталой. Ты отражала меня в зеркалах.
Лишь вчера мне приснилось, как зеркальную пленку рвала руками и ломала стекло в ладонях. Больно! И лицо у тебя снова другое. Мужское.
Ты теперь ненавидишь тех, кто хранит мои фотографии,
тех, кто в доме моем создает уют и берет меня за руку.
И не бреешься, чтоб отучить меня плакать. Соль на раскаленной коже шипит.
Ты говоришь: нужно вытравить всю красивость, прозой заменить стих.
Ржаво и остро.
Как пожелаешь. Я все смогу.

Помнишь, осенью шли золотые дожди?
Фонари горели еще, я тебе верила и считала звезды…
Интересно, уходя к нему в женском обличье, ты ноги тоже не бреешь?
У него горят плечи, зато много слов в октябре. У меня же – молчанье.
Лица в окне убегающего трамвая, кажется, что среди них можешь быть ты.

Страшно не то, что уходишь, а то, что к другим.
Страшно то, что поишь их мною, и в полумраке комнат чужих вы говорите опять обо мне.
Страшно то, что вернешься, и снова мне придется угадывать фальшивую ноту в голосе судеб, придуманных мною.

Знаешь, сегодня я дверь не закрою. Ты возвращайся, хотя бы во сне.
Чистый блокнот положу в изголовье.