"Красная Шапочка" - альтернативное прочтение
Застыл на глади поплавок,
день безвозвратно был потерян.
Рыбак наш полон был тревог
и даже в худшем был уверен.
Ведро, где плещется пескарь,
и не премудрый, а несчастный,
с судьбой, увы, до боли ясной,
стояло рядом. Было жаль
всего - себя и пескаря,
никчёмной жизни без надежды,
того, что всё отныне зря,
что будет плохо всё как прежде.
От мыслей этих горький ком
невольно к горлу подступает,
душа в печали утопает,
и мысли тянутся гуртом.
Взгляд Волка на ведро упал,
его поднял он аккуратно
и поступил, как поступал
на берегу неоднократно,
отправив в реку пескаря
жить и резвиться восвояси.
Кривясь в отчаянной гримасе
и благих слов не говоря,
о трёх желаньях не просил,
вопросам пескаря не внемля,
в глазах с печалью и без сил
до дому потянулся нервно.
Печально, потому что там
его не ждало утешенье,
напротив, злобное шипенье
там слышится по всем фронтам.
Кляня свой неудачный брак,
Волк размышлял о смысле жизни
кто друг в ней, а кто подлый враг,
и далеко ль ему до тризны.
"Сейчас опять начнёт ругать,
что без ухи семью оставил
и тем на целый лес ославил,
лишь стоит в двери постучать".
Да, он был несомненно прав,
жена вовсю смотрела волком,
конька привычно оседлав,
и взгляд её был очень колким.
"Заткнись, не надо лишних слов!
Опять ты налегке явился?
В кого такой ты уродился?
А ну-ка, покажи улов!"
Тут Волк хотел было сказать,
что дескать звёздные светила
вновь отказались помогать
(по сути так оно и было),
но передумал и решил
как Лев Толстой уйти из дома.
Об этом он сказал весомо,
чем домочадцев удивил.
Жена, открыв ответно пасть,
пространно маму помянула,
что ей давалось явно всласть,
и песнь натужно затянула:
"С тобой я съела соли пуд.
Кому такой ты будешь нужен?
Ты с головой совсем не дружен,
и лапы у тебя растут
отнюдь не из привычных мест.
Послал же бог такого мужа..."
Волк не дослушал сей протест,
из дома вышел он наружу.
"Всё, решено, тому и быть", -
наш Волк свободой упивался,
а день, меж тем, к концу склонялся,
желудок страстно начал ныть.
Тут тонкий слух звук уловил,
что слышался из-за бурьяна,
Волк сам себя благословил
и вышел тут же на поляну.
Там человеческих кровей
особа страстная лежала
и телефон в руке держала.
Бейсболка красная на ней
натянута поверх бровей.
Лежала банка из-под пива
от тела лишь едва правей,
там, где вовсю росла крапива.
И на английском, как-нибудь,
девица томно обещала,
меж слов при этом сообщала:
к своей бабульке держит путь
и прилегла лишь отдохнуть,
да подкрепиться. Волк опешил,
от голода сдавило грудь.
Меж тем, создание неспешно,
закончив важный разговор,
оставив пирожки в покое
и под парами алкоголя
естественно потупив взор,
порывшись в сумочке, зажгла
из мятой пачки сигарету,
спалив в момент её дотла,
мамаши не страшась запрета.
Приблизившись наискосок,
Волк, подавив своё смущенье,
глядя вовсю на угощенье,
просить решился пирожок.
"Excuse me, miss. I want to eat.
I left my home and I'm hungry.
This cake... may I take it?
I'm in need. Please don't get angry..."
"Shit happened! Monster! Who are you?
Fuck off! Away, you stupid bastard!
Don't touch my almost empty basket
and get your dinner in the zoo!"
Обидно было аж до слёз,
и в этом Волк себе признался
и, развернувшись средь берёз,
поджавши хвост ретировался.
Что делать? Как же дальше быть?
Волк осознал предельно чётко,
что голод нам совсем не тётка,
и без еды не можно жить.
Пора решенье принимать,
забыв о том, что было в сказке.
Хотел он чижика поймать,
но тут же потерпел фиаско.
Стемнело. Путь не разобрать.
Ему уже почти взгрустнулось,
но тут избушка подвернулась.
Решил Волк в двери постучать.
Из глубины могучий храп
звучал как будто приглашенье,
и с беспредельным отрешеньем
он за верёвку нежно цап,
и дверь открылась, а вослед
сирена взвыла что есть мочи,
а Волк тогда лишь, между прочим,
всего-то думал про ночлег.
Зажёгся свет, и кочерга
конкретно в Волка полетела
старуха (то была она),
вскочив с постели, заревела.
Волк, почесав разбитый лоб,
совсем не пожелал добавку,
короче, съел он эту бабку.
А что он сделать ещё мог?
Повсюду в доме был погром,
внутри же сладкая истома.
Забылся Волк здоровым сном
ибо решил, что снова дома.
Под утро, лишь взошла заря,
девица наша заявилась
и громкой бранью разразилась,
старуху страшно костеря.
"Ты где, убогий динозавр?
Опять желаешь крупной взбучки?
Не слышу звука я литавр
в связи с приходом лучшей внучки.
Не вижу также я бумаг,
где мне свой дом ты завещала.
Ведь ты мне слёзно обещала!
Иль адвокат мой был дурак?
Нет, этого не может быть!
Маман меня предупреждала!
Ты что, собралась долго жить?
Неужто прожитого мало?"
На этом Волк глаза продрал,
и вовремя. Предмет тяжёлый
(бутыль, возможно, кока-колы)
ему на голову упал.
Волк, пережив тупую боль,
съел с наслажденьем эту внучку
и тем восстановил контроль
во вновь случившейся толкучке.
Но сон недолог был, теперь
два в дупель пьяных браконьера
проникли в центр интерьера,
по ходу исковеркав дверь.
Из ружей вздумали палить,
потом куда смиренней стали
и Волка начали стыдить,
хоть лыка явно не вязали.
Волк грустно бедолаг простил,
и ел он их без должной страсти.
Он кушал только на контрасте -
на дух терпеть не мог этил.
Когда осталось никого,
Волк понял, что давно не спится,
и, не придумав ничего,
решил идти с женой мириться.
"Да, дежавю ни дать ни взять,
и завтра снова на рыбалку...
Вот повезёт поймать русалку,
тогда и жизнь начну менять".
Репродукция - Jules Pascin - "Claudine Resting"