Оградка, теснота, надгробный камень,
цветочки. Не открытье для вдовы
то, что покойник был не моногамен,
он грешен был, как все, как я и вы.
Нет, лучше нас, – не потому, что плохо
нельзя о мертвых, – нет, он был другим.
Мы лишний раз вомнем каблук в эпоху,
а он любили и – чудо! Был любим.
За что, с его мятущейся натурой
и страхами, похожими на бред, –
но каждая была его Лаурой,
а может быть, и больше, – разве нет?
Он и ушел, отмучась и отмучив,
не так, как все, а просто, как привык.
к последней и единственной, как Тютчев,
свернул и был сражен, попав в тупик.
И сладко зарыдавшая вдовица,
бессильно опускаясь на скамью,
солжет себе: покойный мог влюбиться,
зато имел убежище – семью.