Кому-то вновь - беспечность бреда,
бутылка пива, пыль с небес.
Тебе - уныние соседа,
мой странный дьявол, скучный бес.
Грызешь меня, зудишь над ухом:
опять неприбрана душа.
На крыльях грязь и рыльце с пухом,
во взгляде - пыль, в сомненьях - вша.
Угрюмо глядя, бьешь копытом.
и вновь - на кухню: ставить чай.
Кляня придурков битых бытом.
Их глупый ад и скучный рай.
и мед кладешь, и шарф - кусачий.
И злишься, злишься между дел,
что я глухой, немой, незрячий,
и что со стен стираю мел.
Что в тесной комнате - простуда,
и пальцы сжаты в кулаки.
Шипишь: да что же ты, паскуда!!
Ногтем кровавишь гладь щеки.
А ночью бродишь по квартире,
бормочешь старые стихи.
Торчишь в окне мишенью в тире, -
смешной расплатой за грехи.
Безумный храбрый и невнятный,
артритный мой тореадор,
ты буром пер,шел на попятный,
вновь расторгая договор.
И в клочья рвал тупую душу.
Орал: копейка ей цена.
Смеялся: хочешь видеть сушу? -
Ныряй, мой друг, ныряй до дна.
Я рвался в ночь покрытый гарью.
И ненавидел, видит бог.
Я звал тебя проклятой тварью,
но втайне знал, что ты берег.
Берег от сытости и лени,
от безупречности черты.
Спасал от стылости колени
и от бессилия мечты.
Я пил тебя, как пьют мадеру.
Как обжигаются огнем.
как из абсурда лепят веру,
и поверяют сумрак днем.
в часы ночных угрюмых бдений
топил в тебе слепых котят
своих нелепых озарений...
Я был наивен. Я был свят.
Мы оба прибыль не считали.
Швырялись медью наугад.
И в полнолуние топтали
чужой незрелый виноград.
И видно тайная оскома
созрела проклятым вином.
И прочность мраморного дома
размыла бледностью и сном.
*****
На кухне бес, судьба, простуда
пьют молча чай, прикрыв глаза.
А я, бессмысленный приблуда,
тяну крапленого туза
весенних ранних многоточий
и недоверчивости рук.
Под слюдяной холодной порчей
ловлю неровный тихий стук...
Прости, мой бес - я не Иуда,
но где-то треснул механизм... -
Я жду мечты, надежды, чуда...
Мне сниться ночь, огонь и бриз...
21.02.2010.