Каждый день я вижу одно и тоже дерево
в кругу зеленых домочадцев.
Каждый день в люльке маятника
качается младенец-время.
Река неторопливо сдает прозрачные карты.
Тишина впадает в грохот.
Нежными пальцами семечко
разрывает на себе пеленки.
Никто не знает, почему существуют на свете птицы,
винная бочка полной луны,
мотылек, обрекающий себя на самосожжение,
и женщина, счастливо улыбающаяся за решеткой арфы.
Но надо одеваться в дождь,
в незримые и добродушные вещи
и бриться осколками радуг
и ласточкиным крылом.
И мыть скудное золото дня,
считая его по крупинке,
когда раненый закат сжигает за собой мосты
и надвигается ночь-амазонка во главе черных племен.
И тогда берешь слово ты, Небо:
вспыхивает огнями твой горний город,
по которому, глядя на нас в тишине,
бродят толпы с пылающими факелами.
И зыблются их преходящие формы:
юноша, распростертый статуей в постели,
женщина, чья грудь - словно два птичьих сердца,
заговорщица-смерть, прикинувшаяся скорпионом.
Смерть одевает землю
черной своей скорлупой,
в которой копошится
чудовищный паук.
Мертвые - это монахи
из Ордена Подземных Схимников.
Что значит умереть - потерять ли все на свете
или обрести свою древнюю родину?
Пресыщенный годами и женщинами,
ты съежился под Богом, вонзившим тебе в бока шпоры,
и только память о земных вещах
уже бесполезным теплом греет твои ладони.
Перевод С. Гончареко