за всеми предметами прячется дома душа,
когда он входил, улыбались домашние тапки,
смеялась бумага, дождавшись хозяина папки,
хозяина строчек, наместника карандаша,
звенело стакана ребро от нежности ложки,
когда он пил чай под золотом абажура,
и даже сверчок играл ему на гармошке,
которого он не любил...догорал окурок,
садились услужливо сумерки на подоконник,
он слушал прохожих шаги, ноты смеха,
и памяти паровозный гудок на перроне
с тех пор, как уехал... - уехал...
привык вспоминать - это лучшее, что остается,
в Венеции много воды, в Америке - пищи,
и Родина вся на ладони его уберется,
но голос дрожит, как на паперти нищий...
когда ожидание станет по образу "куб",
погода звучит в унисон с невралгией,
беспомощный лоб не найдет материнских губ,
невольно подумается - Иосиф, Мария...
как хочется легким родное выдохнуть имя,
так слепнет фонарь одиночества в ожидании казни,
и все здесь чужое, никто ничего не отнимет,
и жизнь - фейерверк, и случайно подобранный праздник...
до дома чуть-чуть и рукою коснуться огня,
за всеми предметами прячется только душа
и пальцы сжимают настойчиво древко карандаша,
так рано, что поздно что-то менять,
и трудно понять, почему же так трудно дышать...