автор Станислав Иванович Бук http://www.proza.ru/avtor/grustasiv
Ко Дню Космонавтики.
- Борисов слушает.
- Анатолий Семенович?
- Славка, откуда ты взялся?
Мы не виделись с 1966 года. В 1977 я был направлен в командировку в Одесскую бригаду и там, в телефонном справочнике увидел: "Борисов А.С."
Неужели – он? Кумир моих лейтенантских лет, мой первый начальник ЛИР – лаборатории исследования радиоизлучений.
Сейчас он узнал меня по голосу, хотя я произнес всего два слова. Хотя мой голос "вживую" он не слышал 11 лет. А тогда, летом 1960 года, когда я получил назначение в ЛИР, и был готов бросаться анализировать любой таинственный шорох в коротковолновом диапазоне, Борисов умерял мой пыл, давая характеристику радиосигналу после секундного прослушивания.
К декабрю кое-какой опыт появился и у меня. Теперь Борисов на всякие мероприятия, которые проводились в ночное время и в выходные дни, ставил не старшего лейтенанта Виктора Захарова, а меня, желторотого лейтенанта. Постороннему глазу это могло показаться своего рода "офицерской дедовщиной", но я с таким трепетом переступал порог "святилища ЛИР", работал с таким самозабвением, что моим старшим коллегам приходилось выгонять меня из ЛИР в конце рабочего дня.
О "мероприятиях", напрямую касавшихся ЛИР в те годы стоит поговорить особо.
Для безопасности страны важным было не только пеленговать в воздушном океане планеты самолеты, но и другие летательные аппараты. Такими аппаратами были сотни воздушных шаров с фотоаппаратурой и радиомаячком, которые запускались с территорий всех стран Западной Европы, и летели над СССР на недосягаемой для наших истребителей высоте. Такими аппаратами были появившиеся спутники. Местоположение спутника определялось пеленгацией и поэтому они в те годы излучали свои "бип-бип" на коротких волнах. Для выполнения подобных задач по периметру границ СССР построено 10 мощных радиопеленгаторов. 11-й – под Москвой. При каждом таком пеленгаторе – приемный центр с десятками радиоприёмников и капитальным антенным полем. И – ЛИР.
Иногда проводилась "операция Москвы". Цели таких операций до нас, работников ЛИР, не доводились. В предписании говорилось: по сигналу из Москвы настроить столько-то приемников в таких-то режимах, подготовить магнитофоны, или другую регистрирующую аппаратуру. По следующему сигналу следует начать запись на магнитофон. По сигналу запись закончить и, не перематывая магнитофонную ленту, отправить запись в Москву. Последнее требование нам было понятно: лента часто рвалась, а при склейке можно потерять ценную информацию.
С декабря 1960 года началась операция, участие в которой от начала до конца было поручено мне. В указанный день я приходил в ЛИР в 6 часов утра, включал и прогревал аппаратуру, настраивал на заданные частоты радиоприемники и демодуляторы, заряжал в магнитофоны новую пленку, в шлейфный осциллограф – кинопленку, и ждал сигнала.
В этой операции нас удивило указание - установить в приемниках телефонный режим. Мы даже предполагали, что будет проходить испытание космический спутник-ретранслятор телефонной связи. Таких еще не было ни у какой страны, но если спутники полетели, то почему бы и этой заявке фантастов не стать былью?
Тренировки продолжались 2-3 раза в месяц. Мы получали сигнал "Готовность" и сигнал "Отбой". Сигнала "Начать работу" все не было.
Наконец, 23 февраля 1961 года прозвучал долгожданный сигнал. Я почти 3 часа записывал шум, ставил на магнитофон новые кассеты… Потом пришло указание "тренировку закончить, материал не отправлять". Пришлось на всякий случай "почистить" пленки, удаляя запись шумов. И до конца марта больше не было ни одной тренировки.
Сейчас, спустя пол века, я так и не услышал ни от кого, кто в выступлениях по СМИ доказывал свою причастность к запуску первого космонавта, что там у них произошло 23 февраля 1961 года. Могу только предполагать, что хотели сделать "подарок" советскому народу к 23 февраля, но что-то не сложилось.
В первых числах апреля поступило указание возобновить операцию. Была назначена дата – 12 апреля 1961 года.
В ленинградской области этот воскресный день разгорался во всей весенней красе. Небо слепило голубизной, солнечным был весь день. Но эту красоту я увидел только в полдень.
В 6 часов утра я уже был на посту. Проверил все соединения, сделанные накануне, и включил аппаратуру на прогрев. Дежурный по связи передал мне сигнал готовности. Я был готов и без того, и пару часов маялся, то разбирая бланки фотографий и электрохимической бумаги, на которых были зафиксированы какие-то сигналы, анализом которых я занимался в силу своих повседневных обязанностей; то ещё раз проверял, не ушла ли настройка радиоприёмников, что могло произойти в процессе прогрева, то звонил дежурному по связи, напоминая, что из Москвы вот-вот будет сигнал к началу работы, и, выслушивая его матюги в адрес желторотых лейтенантов, которым вечно не терпится выслужиться…
Наконец, долгожданный сигнал пришел. Я включил два магнитофона. Приемники были настроены на частоты 14475 и 19995 килогерц (не уверен, что первую частоту запомнил в точности, может быть, это была 17475?).
Магнитофонные бобины крутятся, в динамиках – шум.
Но вдруг, как будто кто-то то ли кашлянул, то-ли просто сказал "к-хе". И тут же человеческий голос:
"ВСЕ НОРМАЛЬНО Я НА ОРБИТЕ".
Сомнений быть не может: в космосе – человек. Фраза "я на орбите" не может толковаться двояко.
Я по переговорке – оперативному дежурному:
- Человек в космосе! Позвони Зиновию Ефимовичу.
"Интеллигенция " КП обращается друг к другу не по званиям, а по имени-отчеству. Зиновий Ефимович – начальник КП.
- Станислав, не мешай, горю!
Я бросаюсь к телефону и звоню на квартиру Зиновию Ефимовичу. Жаль, что Борисов живет не в нашем городке, а в соседнем, там у него телефона нет, хотя его можно в случае тревоги вызвать по каналам ракетчиков или особого отдела. На велосипеде он добирается 20-25 минут.
Зиновий Ефимович – заместителю командира части по оперативной работе. Тот – командиру и замполиту. Минут через десять все четверо – в ЛИРе.
Пришел сигнал "Закончить запись". Предстояло подготовить материалы к отправке в Москву.
- Станислав Иванович, может быть – показалась?
Стали слушать радиовещание. Я настроил и начал принимать буквопечатание – зарубежную прессу.
Надо заметить, что в те годы каждый час по радиовещанию начинался с передачи блока последних известий.
10 часов утра. Блока последних известий нет. Вместо известий начинается "урок утренней гимнастики". Никогда урок утренней гимнастики не передавался после 9 часов утра.
10 часов 35 минут. В ЛИР заходит Борисов.
Он совершенно не удивлен присутствию начальства, поясняет:
- Как услышал в 10 часов утра урок гимнастики, так и рванул. Станислав Иванович, что случилось?
Я был рад несказанно. Больше всех напирал замполит:
- Смотай пленку, дай послушать! Здесь все – свои!
Я что-то лепетал про то, что "не положено". Но что значит – положено, а что – не положено, когда тут такое начальство!
Теперь замполит Борисову:
- Вот, Анатолий Семенович, лейтенант не слушается начальство!
Борисов так ласково отвечает:
- Сейчас послушается. Только вы бумажечку напишите, что, мол, приказываете. Эти на случай, если пленочка порвется…
- Тьфу на вас, перестраховщики.
Но больше требовать не стал.
Остальные подполковники только посмеивались, понимая правоту лейтенанта и его начальника.
11 часов утра. По радио музыка.
11 часов 45 минут.
"Работают все радиостанции Советского Союза. В 12 часов будет передано важное сообщение ТАСС".
Звучит песня:
"Заправлены в планшеты
Космические карты…"
Эта песня тогда прозвучала впервые.
11 часов 55 минут. Повторяются: "Работают все радиостанции…" и "Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед от звезды до звезды. На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы".
12 часов.
Мы узнаем из сообщения ТАСС имя Первого Космонавта Планеты Земля – советский летчик старший лейтенант Юрий Алексеевич Гагарин.
Радость переполняет наши сердца: мы – первые!
И каждый из нас чувствовал и себя – первым. И мы имели на это право.