Завтра будет хуже, чем вчера. Стр Юлии94

Юлия Иоаннова-Иванова
(середина девяностых)

  Теперь я прихватывала с собой на рынок общую тетрадь.
 В “мёртвые часы” (с одиннадцати до четырёх, когда покупателей было мало), удавалось написать несколько страниц. Иногда увлекалась, забывая о клиентах.
  Как-то подняла глаза – знакомое лицо.
 Сам Кобзон, Иосиф Давыдович, который теперь проживает на бывшей нашей даче в Баковке. 
  Протёрла глаза – точно, он.
  Горе у него. Купил на похороны матери тюльпанов.
 Царствие ей Небесное…

  Потом как-то Татьяна Лаврова приобрела сорок жёлтых нарциссов – тоже на материны сороковины.
  Захаживал часто Леонид Замятин - бывший завотдела информации ЦК, - за розами и гладиолусами.
  Я колдовала над букетами, стараясь попутно выпытать побольше этой самой “информации” и политических прогнозов.

  Эммануил Виторган любил ромашки, а Александр Ширвиндт – бордовые голландские розы. 
  Почему-то предпочитал всегда покупать у меня. Однажды даже не хватило цветов: у жены был юбилей.
 Собрала ему лучшие розы со всего рынка, получился огромный шикарный букет.

  Перед выборами поинтересовалась – за кого он будет голосовать?
 Помявшись, артист замечательно выкрутился:

- Знаете, всё-таки за этих... За бывших…

   Понимай, как хочешь.

  У каждой продавщицы на рынке были свои любимцы, для которых товар отпускался бесплатно.
  Особенным успехом пользовались Пётр Глебов, Валентин Гафт, младший Табаков (Антон), всегда подолгу задерживающийся в мясном ряду.
 Певец Игорь Суруханов с хорошенькой темноволосой женой Леночкой, ставшей впоследствии белокурой Пресняковой были моими клиентами.
 Захаживали и политики – их, кроме меня, никто не узнавал.
 Однажды заскочил Явлинский с кудрявой непокрытой головой, запорошённой снежком. Купил у южан белые крупные хризантемы и умчался.

- Знаешь, кто это был?

 Потом Равшан долго меня ругал, что не предупредила, - он бы больше запросил, раз депутат.

  У меня никаких фаворитов не было – цветов я не дарила, зарабатывая на издание “Дверей”.
  Только однажды, как-то осенью, увидела невысокого худощавого человека со странно-знакомым неулыбчивым лицом, про которого Александр Аркадьевич Галич сказал бы: “Был похож он на чуть постаревшего мальчика”.
  Сразу же защипало в горле – ассоциации с какими-то эмоциями...
 Ну конечно же, подросток из “Иванова детства” и “Колокола” Тарковского, с которого я всегда уходила зарёванная.
 Николай Бурляев.
 Он молча стоял в проходе, глядя на мои “икебаны” из розовых георгинов-лотосов.

  - Вам что-либо предложить, молодой человек? – улыбнулась я.

  Он шагнул к прилавку.

 - Так, наверное, очень дорого?

- Ну, для вас, Николай, не знаю отчества, будет бесплатно, - я протянула ему самый красивый букет.

 - Спасибо. Вот Танечка обрадуется!. .- он сказал то ли “Танечка”, то ли “Леночка” – видимо, о дочке или жене.

  Мы проговорили около часа, отвели душу.
 Он поведал о планах создания “Золотого Витязя”, я – о публикации книги.
 Поддержали духовно друг друга и пришли к выводу, что надо бороться.
 Я предположила, что мы ещё обязательно встретимся в каком-то грядущем бою. Он обнял меня со словами:
  - Есть ещё в жизни светлые минуты.

  Спустя почти десять лет мы действительно встретимся.
 И будет “Витязь”, и будет книга.
 И “завтра будет хуже, чем вчера”.
 Но бой будет у каждого свой.

  Ну а тогда от “последнего и решительного” меня спасёт рынок.
 Гвоздики, розы, хризантемы. Уже не молдавские и хохляцкие, а голландские.
 Шикарные букеты для “буржуинов”.
 Опять я работала зимой, ежедневно - к рассвету приезжать, в шесть затемно уезжать.   
  Брала цветы у фирм на реализацию, составляла сама и помогала “азикам” оформлять вошедшие в моду композиции в целлофане, неверно именуемые “икебанами”.
 К тому времени и у южан постепенно кончалась эйфория по поводу новой власти.

 - Ты только подумай, Юлия, - сетовал один из них в минуту откровения, - я всегда считался в семье дурачком, никудышным.
 Отец и мать – с высшим образованием, ответственные работники. Старшие братья и сёстры тоже - кто отличник, кто в институте...

  Отец сказал: “Поскольку ты у нас ни на что больше не годен, поедешь в Москву гвоздикой торговать”.
 А теперь они все безработные, никому их образование и способности не нужны.
А я, бездарь и двоечник, кормлю всю семью.
 Что ж за х...ня такая у нас получилась, а?

(продолжение следует)...

Начало мемуаров - в прозаическом сборнике миниатюр "Страницы Юлии"