Свиреп и грозен был по жизни хан Гирей
И не щадил ни близких, ни врагов.
Силён был хан, и с юности своей
Он не боялся в схватках никого.
Взошел на трон хан через горы трупов,
Трон защитив свой от большой напасти,
Убив мальчишек всех из рода тупо,
Чтобы никто не помышлял о власти.
Когда свершал набеги Крым-Гирей,
Земля горела, пепел оставался,
Он убивал и женщин, и детей,
И кровью жертв хан просто упивался.
Ни женская любовь, ни даже злато
Гирею были, в общем, не по нраву,
На роскошь хан смотрел холодновато,
Так как любил одну лишь власть и славу.
Молва дурная шла Гирею вслед,
По ходу всех она ввергала в шок,
Что, дескать, у Гирея сердца нет,
А вместо сердца только шерсти клок.
Но всё ж, ничто не вечно под луной.
И вот Гирей в век старости шагнул,
И, на закате обретя покой,
На жизнь Гирей по-новому взглянул.
Хоть сердце хана было и из шерсти,
Но хан, как все, был из того же теста,
Что даже в этом сердце, к хана чести,
Осталось для любви немного места.
Однажды главный евнух во дворец
Наложниц новых партию доставил,
В одну Гирей влюбился как юнец,
И сердце биться вновь своё заставил.
Наложницу все звали Деляре.
Всей красоты её не передать.
И Крым-Гирей на склоне лет прозрел,
Что его сердце может так страдать.
Но Деляре была прохладна к хану,
И не согрела хана своей лаской,
Тем самым, нанеся больную рану,
Не став, как все, ему женою ханской.
Отказом хан задет был за "живое",
И чувствовал себя Гирей прескверно,
Но, несмотря на действие такое,
Хан всё равно любил её безмерно.
Но Деляре недолго прожила,
Она зачахла, как цветок в неволе.
И на закате тихо умерла,
Оставив хана в неутешном горе.
Хан о любимой долго горевал,
Такая боль была для хана новью,
Лишь в конце жизни грозный хан познал,
Как сердце о потере плачет кровью.
Призвав в покои мастера Омера,
Гирей поставил перед ним задачу:
Создать из камня нечто для примера,
Чтоб передать, как сердце его плачет.
Иранец молча выслушал Гирея.
И тут же хану в качестве ответа,
Нисколько перед ханом не робея,
Тирану мысли вслух свои поведал.
—Хан, ты лишил меня на век свободы,
Мольбам тогда моим не вняв,
Держал меня в неволе годы,
Семью и Родину отняв.
Пусть боль в груди не превозмочь,
Пусть даже в сердце моём пламень,
Но я исполню всё точь в точь,
Резцом заставлю плакать камень.
Прости, владыка, камнетёса,
Я не хочу тебя обидеть,
То будут и Омера слёзы,
Пусть слёзы эти все увидят.
И вот на мраморной плите
Цветка он высек лепесток,
Сперва один, другой затем…
Сплетя из лепестков цветок.
А посреди того цветка
Ваятель высек глаз резцом,
Должна отсюда свысока
Слеза на камень пасть потом.
Из чаши в чаши истекая,
Вниз, как по каменным щекам,
Текла, чтоб не переставая,
Минуты, годы и века.
Ещё он вырезал на плитке,
Как символ вечного сомненья,
На глади мраморной улитку,
Как знак грядущим поколеньям.
С поры той, даже в январе,
Всё это зрят живые розы,
Как славят память Деляре
Ваятеля скупые слёзы.
Стоит фонтан тот до сих пор,
Дворец собою украшая,
Стоит векам наперекор,
Визиткой став Бахчисарая.