Я помню улицу одну в городе чужом
и женщину любимую в берете голубом.
Никто по этой улице не ездил, не ходил.
С тех пор все тот же слышу навязчивый мотив.
Я помню ярмарочный шум и дымный горизонт,
я помню улицу одну в городе чужом.
Будоражилась ночь сумасшествием баров,
бились клочья афиш на скелетах домов;
рот кривился тоской в песнопении старом,
и ждала нищета у фонарных столбов.
Но тогда я не чувствовал ночью и днем
паутины вселенной на сердце моем.
Я тогда без труда засыпал по ночам,
сон, как в детстве, касался легко моих век...
Мне казалось, я счастье свое излучал, -
подтверждало сиянье витринных зеркал,
что на свете счастливый живет человек.
Вам знакомы, конечно, расписные витрины,
и тряпичные куклы в смешных париках,
и солдаты, вышагивающие чинно,
и тележка веселого зеленщика.
Я помню улицу одну в городе чужом,
тебя, такую близкую, далекую теперь...
Тогда я не страшился ни смерти, ни потерь,
счастливый, словно почка под солнечным лучом.
Ты помнишь, пел слепой и я тебе сказал:
- Мне нравится борьба, она проста, как шар
над входом в твой отель. - И музыка плыла
за мной по лестнице, и были мы тогда
счастливыми цыганами из труппы кочевой
почти под самой крышей, на улице чужой.
По-новому звучали тогда колокола,
и ты такою храброй и преданной была...
И ловкая иголка, блестя в твоей руке,
притягивала солнце сквозь дырку на чулке. (!)
Я помню улицу одну в городе чужом...
Никто по этой улице не ездил, не ходил;
я, боли не скрывая, бреду по ней один
и вспоминаю женщину в берете голубом.
Она живет в порту. Я тоже жил в одном
порту... Из памяти его мне не стереть...
Не знал я, что "уехать" звучит как "умереть".
Перевод И. Чежеговой