Ботинки кашицу крошат льдистую, привычно путаешь - право, лево ли... Смотри, как небо сегодня выцвело, а может, неба и вовсе не было, смотри, как небо сегодня крошится, и как застыло оно, как замерло. Все ещё будет, моя хорошая, всё ещё сбудется - обязательно. Глотая воздух, до боли выстывший, дыши в ладошки, цепляйся пальцами, застынь у плеча - как за миг до выстрела, и слушай, как сердце не затыкается.
Держи его, или лучше - держись с ним, заставь его жить, дышать и не париться, и будь ему - девочкой в грязных джинсах, соседкой по одиночной камере. Храни, береги, защищай, выхаживай, не отходи часами и сутками, сшивай ему душу - по нитке, наживо. И будь ему - глюком в тягучем сумраке.
Смотри, солнце медно и разукрашено, в сосульках алмазы звенят колючие, с тобой никогда не случится страшного, и все будет так, как оно наглючилось. А небо выстыло - ну и выстыло, дышать морозным воздухом легче-то. В тебе прорастает весна иглистая, и это, видно, уже не лечится.
А после, когда он в тебя проплачется, и встанет, как прежде, стальной и каменный - уткнуться ему бы в плечо горячее, сидеть тихо-тихо, как на экзамене. Когда он очнется, когда поднимется, и станет гордый и чуть насмешливый... Глядишь отчаянно в в небо дымное, и думаешь - хоть бы оно утешило.
А небо вздрогнет весенним грохотом, и дождь с него на тебя покатится, чертя по скулам - ну хватит охать-то, у вас все срастется и устаканится, у вас ещё будет все офигительно, не плачь, не жалуйся, что, мол, "мне бы..."
Ведь ты ему - девочка в рваном свитере.
Напарница по дороге в небо.