Я идол гранитный, чьи когти остры,
Вокруг жаркой лентой пылают костры.
Из грубого камня железный резец,
Мне высек искусно лицо и венец.
А крылья стальные умелой рукой,
Кузнец за спиною мне выгнул дугой.
Я в лапе могучей ковчежец держу,
И в нем временами дары нахожу.
С торжественным видом услужливый жрец,
Кладет в него пару багряных сердец.
И кровь извергая, у каждой ноги,
В агонии бьются два тела нагих.
То мальчик и дева, чей голос звенит,
И эхом готов раздробить монолит.
Когда-то, седой старины времена,
От голода тяжко страдала страна.
Прошла череда изнуряющих дней,
И в поле привольно гулял суховей.
И вот, когда смерти зловещий оскал,
Над всеми повис. Из-за северных скал,
Спустился старик, чей пронзительный взор,
Смущал храбреца. –«Под отрогами гор,
Я жил вдалеке от мирской суеты,
Взирая на вашу беду с высоты.
Но вот мне пригрезился давеча сон,
Сначала раздался пугающий звон.
Как будто стою под гранитной скалой.
И камень угрюмо скрипит надо мной.
-«Ты юную кровь мне под ноги пролей,
Верну я тотчас плодородье полей.»
Услышав рассказ, испугался народ,
-«Невиданный грех, кто на душу возьмет?»
И старый отшельник шагнул неспеша,
И бросил с усмешкой, -«Я вижу душа,
Лишь только моя сможет вынести грех,
Который боитесь делить вы на всех.»
На том порешили и той же весной,
Средь поля возник образ каменный мой.
И первые жертвы под ноги легли,
Я крикнуть хотел, -«Как вы люди могли?
Детей беззащитных отдать на убой,
Которых старик поведет за собой,
И дряхлой рукой взрежет нежную грудь,
Я веки хотел в миг ужасный сомкнуть.
Но камень недвижим, свой пакостный пир,
У ног моих алчно справляет вампир.
Народ безучастен, доволен и слеп,
Не видит, как старец, покинувший склеп,
У них отбирает грядущие дни.
Пройдет сотня лет и погаснут огни,
И город накроет колючий песок,
Сбиваясь в барханы у каменных ног.