С резоном одним — моего удовольствия для —
как будто скроён из хрустящих листов бумаги или
протянут на скрипке на самое верхнее ля
пером ковыльим.
Точнее, чем формула про эм цэ,
и тоньше, чем плоскость в профиль, линий
стечения и переливы в его лице,
бровей изгибы.
Он длится от первых аккордов басов
Большого, в масштабах Галактик, Взрыва
сквозь годы и тиканье стрелок часов
к концу мира.
Когда, перетянута, лопнет струна,
он скажет неслышно: "Моя ты маленькая".
Он любит, как день на исходе пути — без сна, —
без дна, без памяти.
Он не существует, но каждая клетка — он.
Вне правил и смысла, он — мнимая часть уравненья.
Вселенная, корчась, вскрывает живот для него
в ещё одно измеренье.