ТОВЕ ДИТЛЕВСЕН
*
Мчись, северный ветер, бушуй, гроза,
Рви с веток листву сухую!
Душе моей надо, чтоб было так:
По улице детства я вновь тоскую.
Лил дождь и тогда, и была гроза –
Кто мог, оставался дома.
А мы ушли, как в спасенье, в ночь,
Упадком и смертной тоской влекомы.
Мы вышли к воротам, когда в дому
Тоскливо стало, как в склепе,
И парни вразвалочку подошли,
И сняли, состроив гримасы, кепи.
И мы сигареты зажгли впотьмах,
Туман насквозь прожигая.
Уже к воротам подкрался мрак,
Но улица бодрствовала, живая.
Кричала нам музыка из кафе
О жизни той, настоящей,
Горящей, манящей, как свет в окне,
Какой никогда не узнает спящий.
Глупышки, мы думали про господ,
Про женщин в шелках и блеске,
И взгляды пылали, когда дверей
Стеклянный хлопок раздавался резкий.
Был жалобно-злым урагана стон,
Но юность цвела мятежно;
Уродливо-грубым бывал жаргон,
Но сердце билось тревожно, нежно.
Мы жались друг к другу – ведь жизнь велит
Всему живому сближаться…
Как в осень и слякоть весны приход,
Безрадостно первое в жизни счастье.
Да, каждый избрал на земле свой путь,
Мы многих перезабыли.
Не встретимся – что ж! Но любви и мук
Друг другу мы первый восторг открыли.
Мчись, северный ветер, бушуй, гроза,
Не радости я взыскую.
Душе моей надо, чтоб было так:
По улице детства я вновь тоскую.
(С датского)