Я вышел к Вам - я вот он весь!

Александров Александр Яр
Стремление писать стихи, наверное, посещает многих подростков. Жаль, что оно не овладевает ими настолько, чтобы появилась потребность с помощью стихов исследовать гармонию мира, познавать себя и в самих стихах дойти до совершенства. Ничего в этом плохого нет и, во всяком случае, вряд ли писание хороших стихов может как-то помешать в жизни, чем бы человек потом ни надумал заниматься.
Сам я что-то писал, но очень быстро выбрасывал, потому что всегда считал поэзию уделом поэтов. Может быть, это поэты так дистанцировались от простых граждан, чтобы считаться недосягаемыми?! Однако стремление писать было и потом я начал писать рассказы, - тоже из-за стремления к минимизации формы, а может из-за отсутствия содержания. В 20 лет еще практически нечего сказать…
Первое стихотворение, которое я позволил считать т.н. стихотворением, было написано, как необходимость и инициировано одной неформальной и очень оригинальной встречей с мэтром советской поэзии Евгением Александровичем Евтушенко. Все происходило вопреки, а не благодаря… Но, тем не менее, именно парадоксальный и непредсказуемый характер событий чаще всего дают наиболее эффективные посылы для нашей эволюции.
Хотя, после этого было написано еще много стихов и даже выпущено две книги, я и по сей день не считаю это поэзией и стихами. Стремление всему дать свое определение, наверное, диктуется закономерным процессом структурирования хаоса. Известно, что цикличность процессов имеет свои закономерности: всякое дело начинается с эйфории и создания хаоса набора какого-то первичного опыта. Далее необходимостью является структурирование хаоса, чтобы как-то можно было определиться - куда двигаться и что делать. Очень хорошо эти этапы прослеживает Станислав Гроф в своих многочисленных книгах на примере перинатальных матриц – состояниях человека в период от зачатия до рождения.
Тем не менее, я, на сегодняшний день, категорически против того, чтобы как-то называться. Это стало для меня даже одной из причин смены фамилии на 42 году жизни.
В восточной традиции есть такое понятие, что потенциальный ученик, который приходит к учителю, сначала должен ответить на вопрос «кто он». И, если он пришел обрести просветление, то, что именно в нем пришло? Попытка ответить на такой простой вопрос иногда может  вовлечь в этот процесс на многие годы. Многие культуры, религии и персоналии по-разному решают этот вопрос. Но главным остается предмет – кто или что в человеке действует, принимает решения, ответственность, для чего, насколько осознано…
Работа, способ действовать или существовать в обществе, сами-по-себе ничего не значат. Поэтому сказать о живом и целостном человеке, что он «поэт» или «политик», или «коммерсант», означает попытку воспринимать его в качестве определенной вещи, удобной для употребления. Еще хуже, когда и сам человек себя мыслит в таком каком-то определенном ключе, становясь человеком-функцией, а не человеком, подобным Богу…
Таким образом, я попытался объяснить, почему я прошу все, приведенное ниже, не считать продукцией «поэта» - это всего лишь попытка разобраться «кто я», «зачем пришел в этот мир» и «что дальше». Собственно эти три вопроса и определили трилогию: «Я обретаю Незримое», «Бесприютный Приют» и «Исход». Первые две книги Вы найдете в этом сборнике, а также некоторые попытки приблизиться к сути написания третьей книги. Однако третья книга еще в процессе написания и это наиболее сложная книга, потому что очень трудно описать то, что «не от мира сего». Тем не менее, это будет сделано, поскольку, на самом деле, и весь-то наш мир, который мы знаем, он тоже «не от мира сего» и, тем не менее, мы иногда его достаточно успешно познаем.

… Еще учась в институте, я неожиданно увлекся жизнью и творчеством В.С.Высоцкого. Собирал фотографии, читал и слушал многочисленные выступления разных людей о нем, концерты, версии песен. Поездки в Москву на Таганку, знакомство с интересными людьми, коллекционерами, участие в издании самиздатовского 12-томного издания всех этих материалов и проч. Однажды меня попросили написать статью для инстутутской многотиражки, хотя никто не верил, что она может выйти – шел 1983 год. Однако она вышла. Я сам не верил, что она вышла, даже уже смотря на пачку  газет с моей статьей и фотографиями, сделанными фотографом Таганки Стериным. Статья имела претенциозное название с вызовом и подтекстом: «Прошла пора вступлений и прелюдий…» Красивое название, тем более, что это строка из песни Высоцкого. Подтекст состоял в том, что из 800 песен Высоцкого мало кто знал все, целиком и мог слышать их тогда в хорошем качестве. Следующие три строки этой песни были: «…Уже который год без дураков, Меня зовут к себе «большие люди», Чтоб я им пел «Охоту на волков»…».
После выхода статьи поступило еще одно неожиданное предложение от парткома – сделать выступление в подшефном пионерлагере. Сценарий получился не столько публицистическим, сколько художественным – литературно-музыкальная композиция с использованием не только записей песен, пересказом фактов жизни и чтением стихов, но также с элементами поэзии и общей культуры, как современной, так военной поры и ранее до Пушкина и Лермонтова. Программа получилась на три с лишним часа, с ответами на записки из зала.  Это первое выступление в пионерлагере оказалось необычным – слушатели от первого до восьмого класса и воспитатели. Никто не ушел, очень благодарная и внимательная аудитория, но через три часа двух первоклашек вынесли, потому что они просто не вынесли напряжения. В этот вечер я понял, что такие встречи нужно делать…
Как раз прошла защита диплома и я уехал перед началом работы, в качестве молодого специалиста, навестить родственников в пос. Гульрипш, в нескольких километрах от Сухуми. У самого моря один из домов принадлежал известному советскому поэту Е.А. Евтушенко, где он жил с семьей. Я много раз видел, как он выходит к морю или идет на корт. Все время меня не покидала мысль, что это о нем написал В.Высоцкий в одном стихотворении: «…мне говорили
Мои друзья, известные поэты,
Чуть свысока, похлопав по плечу:
Не стоит рифмовать «хочу-кричу…»  И однажды, когда Евгений Александрович задержался на пляже со своей семьей, я решился подойти, чтобы из первых уст услышать что-то о Высоцком. Для меня было важно, выходя к зрителю, иметь не только свое восприятие, но и опираться  на какие-то первоисточники, поскольку я не был знаком с Владимиром Семеновичем при его жизни. Реакция Евгения Александровича была располагающей к общению. Он предложил сесть. Два с половиной часа под палящим солнцем прошли незаметно. Евгений Александрович говорил много о Высоцком, Марине Влади, о советском народе и Сталине, отвечал на какие-то мои вопросы, например, о Тарковском и Любимове. И только  удивительно предсказуемо прозвучали слова Е. Евтушенко: «Я говорил Володе, нельзя писать хочу-торчу, это рифмы с стиле «синей блузы»…»  Наверное этот разговор мог продолжаться еще, но к Евгению Александровичу приехали гости и он, извинившись, ушел. Я уже было, вспомнил, что прилично обгорел за два с лишним часа, но в этот момент ко мне обратилась девушка, которая все это время сидела рядом. Познакомились. Ее звали Катрин. Она была родом из Северной Ирландии, корреспондентка английского и американского издательства в Москве, а здесь была в качестве подруги жены Е. Евтушенко. Ее заинтересовала личность В.Высоцкого в интерпретации российского почитателя его жизни и творчества. Мы проговорили еще полтора часа на пляже. Потом еще встречались в Москве.
Забавно было наблюдать себя и страну глазами жительницы Ольстера, о котором мы все время слышали страшные истории. Во-первых, мы сходили в «Третьяковскую галерею». Встретились у метро и она провела меня к «Третьяковке», что уже было интересно. Ничего необычного в том, что я не знал точное место нахождения столь известного музея, не будучи москвичом. Но необычно когда иностранка ведет тебя по родному городу. Дальше было еще интереснее. В музее она ходила от картины к картине быстрой журналистской  походкой, но, вместе с тем, очень внимательно вглядываясь внутрь картин, как-будто это были не художественные произведения, а реально происходящие события прямо здесь и сейчас. У картины «Христос в Гефсиманском саду» она остановилась и сокрушенно закачала головой – «ну надо же!..» Я не понял и спросил что случилось. «Как что случилось?! – вот Иисус сидит. Это решающий момент…»
В 1984 году я не был сильно искушен в знании Библии и для меня библейские сюжеты не имели ровным счетом никакого значения. И потому я искренне удивился: «А ты знаешь в чем суть этой картины?». Было похоже, что Катрин сразу забыла о картине и уже в упор смотрела на меня: «Как, а ты не знаешь? Вы что разве это в школе не проходите?»
Да, действительно, мы были людьми из разных миров. Мы могли друг другу долго рассказывать про нашу жизнь, но из этих рассказов что-то понять про нашу жизнь было невозможно – этой жизнью надо жить. Или не надо… Одна только реплика на мой вопрос об Ольстере чего стоит. Я спросил, ведь страшно у вас?
- Нет. Это у вас страшно. Я боюсь ваших милиционеров. У нас полицейский всегда поможет, а от ваших милиционеров нужно держаться подальше.
- Но, ведь в Ольстере вообще страшно?
- Нет, - они там что-то выясняют между собой, окна мешками с песком закладывают, чтобы бомбу не бросили. Ну, если в магазин заходишь, надо чтобы в машине кто-то оставался, потому что могут заминировать. Но мы уже к такой жизни давно привыкли, а вот у вас здесь действительно страшно.
Не знаю, мне страшно не было. Наверное я чего-то не знал, а может привык, также как Катрин в Ольстере. Наверное, при других обстоятельствах, я мог попасть в такой водоворот событий, что уже не только бы не удивился такому взгляду на нашу жизнь, но может и сама эта встреча никогда бы не состоялась, да и последствия этой встречи могли бы быть весьма печальными. Однако я отвлекся.
Конечно встреча с Е.Евтушенко была интересной, хотя его поэтическая манера и энергетика были совершенно мне не близки. Удивительно другое, что именно после этой встречи случилось стихотворение, которое стало для меня точкой отсчета. А случилось это так.
После распределения в КБ на «Кировском заводе» я практически сразу уехал инженерить в командировку на 90 суток в крупный военный гарнизон. Вскоре и там мне предложили сделать вечер о В.С. Высоцком. Мы даже записали на местном радио рекламный ролик, который гоняли неделю утром, днем и вечером. Однако перед большим выступлением  в гарнизонном дворце офицеров мне предложили выступить в местной библиотеке.
И было еще одно событие, которое заставило иначе воспринимать стихи и манеру  Высоцкого. Сидя на сцене библиотеки, дожидаясь прихода слушателей и начала своего выступления, я включил радиоточку. Объявили монолог Хлопуши из поэмы Есенина «Емельян Пугачев» в исполнении автора. Я никак не ожидал услышать такой низкий, энергетически сильный голос Есенина, который тянул… согласные звуки так, как это обычно делал Высоцкий и также как Высоцкий исполнял эту роль в театре на Таганке. «Пр-р-роведите, пр-р-роведите м-меня к н-н-нему – я х-хочу вв-видеть эт-того ч-чел-ловека…» Конечно это Высоцкий повторял манеру Есенина, а не наоборот. И вообще – вечный мальчик Есенин на портретах… и такая мощь!.. Но нет, не Высоцкий повторял манеру Есенина. Послушайте мантры, хотя бы, мантру все времен и народов – «ОМ» (а-у-м), как говорят: «вначале было Слово, и Слово было … ОМ». Протяжное м-м-м может возбудить сильнейшее энергетическое состояние. Обычно поэты тянут гласные. Послушайте, как Высоцкий тянет согласные…
К объявленному времени начала в зал библиотеки никто не пришел, но оказалось, что люди собирались на улице, и через несколько минут помещение было забито до отказа. Я практически полностью повторил первоначальный вариант программы, который был сделан для пионерлагеря. Может быть, немного другой акцент был сделан в ответах на записки. Но, в любом случае, это был разговор по душам, с отступлениями о Любимове, о лишении его гражданства, о Марине Влади, О Вадиме Туманове – друге Высоцкого, о котором мне рассказал  Евтушенко и многое другое. Встреча удалась. Через неделю должно было состояться  выступление на большой сцене, но его «замяли» без объяснения причин, хотя по радио продолжали идти анонсы. Еще через неделю мне «объяснили», что я говорил почти все то, «что нельзя». Оказалось, что есть списки «запрещенных тем», в которые успел попасть и Любимов. Мне поведали еще массу вещей, о которых нельзя говорить. В том числе, о единственном выжившем герое-панфиловце, о романе Ефремова «Час Быка» и проч. Мне пытались объяснить, что в первом ряду на встрече сидела жена начальника особого отдела и что после этой  встречи, после улыбок и благодарностей она устроила показательный разнос администрации, которая допустила мое выступление без утвержденного сценария. Потом она пошла домой докладывать ситуацию своему мужу.
Я был гражданским и поэтому я прямо не подпадал под местные «разборки». Только косвенно, когда понимал, что достается людям, доверившимся мне, а вернее магии судьбы и творчества Владимира Семеновича Высоцкого. Через две недели у меня все же запросили сценарий, из которого я быстро вымарал все спорные моменты. Потом, правда, во время выступления, я снова все вернул на место, использовав для этого записки из зала. А пока я стал ждать дату выступления. Я ходил по городку и понимал, что не хочу слишком банально начинать эту встречу. Нужно было задать какой0то особый пафос. И тогда, в качестве пролога, сложились следующие строки.

Вечер памяти поэта

Я вышел к Вам - я вот он весь!
Мне слёз нахлынувших не снесть.
И я проплачу, прокричу
Всё то, что знаю и хочу!

Мой будет краток монолог
Он состоит из пары строк:
Одна строка про мужика...
Ещё одна - про весь народ,
Что в предрассудках век живёт.

Но я ловлю недобрый взгляд
Из-под натруженных бровей,
Сведённых холодом ума,
Без слов напыщенных речей.

Как капля сладкая вина
даёт похмелья горький час,
Так слово правды и добра
порою умиляет нас.

И, словно тусклый блеск во тьме,
В нас возникает чувство "НЕ"...

октябрь 1984г.

После этого стихотворения я не бросился сразу снова писать что-то шедевральное. Писал в стихах письма друзьям, акроэтюды, сонеты и даже венок сонетов – жутко сложная конструкция, потому что я ее еще многократно усложнил, сделав акровенком сонетов, а также увязав строй пятнадцати сонетов со строем магистрального. Потом был роман в стихах от лица одного из участников любовного треугольника. Что-то сохранилось, а что-то оказалось выброшено. Главное, конечно, не в стихах – главное, это познание самого себя и стихи для этого оказались очень хорошим инструментом. Ты сам можешь написать мантру для самого себя и с ее помощью трансформировать себя изнутри.