С далёких лет, в себя впитав Христа,
И устрашаясь огненной геенны,
Я не берёг в раскаяньях уста,
И в богомольях не берёг колени.
И лишь увидев, как склонённый дед
Стоит в метро с протянутой рукою,
Сумел домыслить я, что ада нет
За гробовою струганной доскою.
Как искупленья нет и нет огня,
Что возрождает души к жизни новой.
И ад - он здесь, во мне и вкруг меня,
И в мирозданье не сыскать иного...
*******
Когда однажды отойдя ко сну
Без суеты, без страхов и сомнений,
Я погружусь сознаньем в глубину
Всех невозможных в мире измерений,
Где наплевать на всё, и вся, и всех.
Где нет ни вкось, ни прямо, и ни криво.
Где моцартовский чёрный человек
С есенинским сдувают пену с пива.
Где ни за горсть иудиных монет,
Ни за мешок Христа не продавали.
Где ни любви, ни ненависти нет.
Ни человечьей, ни иной морали.
Где по спиралям вычурных дорог
Текут миры к всевидящему глазу,
Где чёрт – не чёрт, и Бог уже не Бог,
А только разум лишь. Вселенский разум.
Когда и я, его частичкой став,
Не пробужусь – не поминайте всуе
Освободившегося от креста,
Что человеком в мире именуем...
НЕСКОЛЬКО СТРОК О ПРАВДЕ
Я не слышал за всё житиё-бытиё,
Будто где-нибудь столь откровенно
И травили её, и стреляли в неё,
И ножами вскрывали ей вены.
А она и сама откровенней ножей,
И, на вкус, нестерпимее хины.
И настолько жива и остра для ушей,
Что надёжней сказаться глухими...
Или просто таиться за чьей-то стеной,
За рублёвской, кремлёвскою... Ой ли?
Даже в танке, какой не укройся бронёй -
Не поможет – она бронебойней...