Ну сидишь на своей ты кухне, разбираешься по порядку.
Будто ждёшь, что вот-вот и рухнет окружающая бурда.
Будто малость - и вера Богу продырявит тебя, как тряпку,
переломит хромую ногу и настукает по мордам.
Ты поднимешься в этом месте, где до этого только падал,
и не вспомнишь, да хоть ты тресни, что тянуло тебя к земле.
Подсекало тебя, как рыбу. Поедало тебя, как падаль.
И подталкивало к обрыву, и заклинивало реле.
Станет приторно и противно, и не жалко уже, а - жутко.
Так же серо и заунывно всё вокруг, но тебя ведёт,
словно за руку из ловушки, из примятого промежутка
между молотом и кормушкой в мышеловке. Тебя спасёт.
Это чувство легко и чисто. Ты готов за него держаться,
словно пальцами пианиста за охапку редчайших нот.
И дрожать, убеждать, и клясться, что как с новенького абзаца
прямо завтра перерождаться ты начнёшь, словно новый год.
А потом незаметным шагом ты вернёшься к обжитым базам,
растирая себя до грязи, словно ластиком по листу.
И искомканная бумага, где ты подпись рукою смазал
обещая не падать сразу, возвратится назад к истцу.