***
В Москве впервые я, а прежде – только в снах,
но есть же поезд – он добросил бы за сутки.
Мы разминулись в искривлённых временах –
нам для свидания не выдалось минутки.
И вот я здесь, а ты такая – и не та:
гуляет ветер на неубранных бульварах.
О чём-то главном неудобно и мечтать
на хамоватых, неустроенных базарах.
Пугают лица отощавших москвичей.
Гуляет эхо в пустоте универмагов.
На шумных улицах озлобленность речей.
Не протесниться сквозь ораторов и флаги.
Исчезли очереди к телу Ильича –
их вид зачем-то мне навязывали с детства.
Лубянка – всё ещё сурова, как печать, –
уже отказывает Феликсу в соседстве.
Вокруг несытая и дёрганая жизнь,
а я единственный восторженный мальчишка –
мне наплевать, какой на улице режим,
я до сих пор читаю правильные книжки,
где положительный герой всегда не хам,
а отрицательные – пьянь и дуралеи.
Я по сей день ищу высокое в стихах
и свято верую в библейскую идею.
Мне ближе Гоголь, Грин, поленовский пейзаж,
и «дым отечества», и старый Мост Кузнецкий.
Пропало всё, но жаль из множества пропаж
одну лишь молодость из добрых лет советских.
1990