У отца была кличка Орфей,
Его мамочку звали Ликой,
Они были чистых кровей,
И поэтому он – не безликий.
От отца, он две буквы взял
И три буквы пришло от мамы,
Так он Орликом сразу стал,
Хотя был еще очень малым.
Он веселым был стригунком,
Бегал, дробно стуча копытцами,
Зато вырос когда, конем,
Удивлял всех и мощью, и мышцами.
Он был крепким уже бойцом
И прославился быстрым бегом.
Как случилось ему, с отцом,
Выяснять раз судьбу забега.
И со старта так резво взял,
Словно в детстве бежал от папы,
Но отец его тут же догнал,
И отца бил жокей лохматый.
Орлик, страсть, не любил шенкелей,
Ненавидел железные шпоры,
Он не слушал тогда трензелей
И не видел преград и заборы.
А жокей все хлестал отца,
Непременно хотел быть первым.
Орлик видел лицо подлеца,
И натянуты были нервы.
Он намеренно чуть отстал,
Поравнялся с жокеем мордой,
А, потом, же зубами сжал
Ногу парня вдруг хваткой мертвой.
Тот от страха и боли взвыл.
Под зубами трещали кости.
Ненавистный свой хлыст уронил,
И на землю свалился, после.
А отец впереди скакал,
Тяжело поводя боками...
Сын победно ему заржал
И рванулся вперед скачками.
Он прилично уже отставал,
Очень скоро быть должен финиш,
Но догнал он друзей, обогнал!
Только первым - привычка, быть лишь.
Люди видели, что-то стряслось,
Но взирали на все так тупо,
Никого среди них не нашлось,
Кто бы мог объяснить поступок.
Объясняла же все любовь,
Крови зов, да немножко нервы,
Хлыст, удары, отцова боль...
Ну, а Орлик и так был первым.
Ненавидел он хлыст в руках,
И жокеи об этом знали,
И в седле, привстав в стременах
Лишь поводья ему отпускали.
Боль, что хлыст наносил отцу,
Дикой яростью ослепила.
Бить коня – седоку не к лицу,
Вот любовь – благородная сила.
Будет знать тот лохматый жокей,
Как страшны лошадей укусы.
Чтоб остаться с ногою своей,
Он не раз еще вспомнит Иисуса.