Я подхожу к столу.
Электрическое иносказание
в виде жёлтой настольной лампы
робко тщится мне объяснить
тайный смысл бытия моего.
Словом, я подхожу к столу,
и присаживаюсь на стул,
под себя подгибая колени.
Он скрипит покорно и грустно.
Как знакомо мне это скрипенье,-
и настойчивое хитросплетенье
дерзких мыслей, бегущих к столу
и сбивающих друг дружку,-
так спешат они сбиться в тетрадь!
Но я страдаю бессилием,-
и работа терпит меня.
Я жую пергаментные финики
и тяну перебродивший сок,
и мечтаю побыть крокодилом
или пластмассовым клоуном.
Обнажённое детство моё!..
Это - вымерли все крокодилы,
это - клоун кашляет кровью,
это - губы пухнут от слёз,
если мяч за диван закатился
и его не достать...
Это - ручонки, прилипшие
к оконному стеклу...
Это - улыбка, которой
нельзя выходить во двор...
Это - страх от того, что ночью
запирают зачем-то двери,
чтобы никто не вошёл...
Обнажённое детство моё
подбегает к столу, ничуть
не стесняясь своей наготы,
и робко прячется около.
У меня заболели колени,
и кончились финики, финики...
Я уступаю место
уставшему бегать ребёнку.
Ребёнку, который умер...
Ему не нужны финики
и перебродивший сок.
Лишь песенка старого стула,
да взгляд пожелтелой лампы
напомнил что-то ему...
Я подхожу к столу.
Меня услащают финики
и перебродивший сок.
Это странное хитросплетенье...
апрель-май, 1979года