***
Я жив надеждою на Бога,
на Бога-сына и Отца,
когда спекается тревога
на каждой клеточке лица,
когда терпение уносят
потоки боли изнутри,
когда душа уже не просит,
и ничего не говорит, –
она израненное сердце
ласкает волнами тепла,
от боли ей не отогреться,
пока в эфир не истекла.
Одной надеждою на Бога,
его отцовскую любовь,
прожить ещё бы хоть немного,
врастая в призрачную новь,
пируя с теми, что не званы
на пир, угаданный во сне,
смотря на горний мир глазами
лица, неведомого мне.