УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС
ВИЗАНТИЙ
Запятнанный и мутный день избыт,
И стража при дворе, напившись, спит.
Смолкает песня уличного хора,
И тише гонг собора.
Под светом звёзд луной залитый храм
Презрел людское,
Вся ярость, грязь и срам
Прочь изгнаны, растворены в покое.
Я вижу тень, живую плоть иль образ,
Скорей не плоть, а тень, не тень, но образ.
На вьющейся тропе нам пособит
Рукой Гадеса вытканная нить,
Сухие губы – бездыханным ртам.
Скажи сверхчеловеческому «да»:
Ведь смерть всегда
Присутствует в живых, как жизнь есть - там.
То чудо, птица или дело рук.
Птиц больше чудо – и творений рук.
На ветке золотой под светом звёздным
Оно не плод, а петел с криком грозным:
Озлобленный луной,
И выкованный древле из металла,
Презрел он все начала –
Птиц, крови, яри, сложности земной.
На моза’иках царственных палат
Без дров и без кремня огни горят.
Что ветр огню, рожденному огнями?
И дух наш, что в крови зачат был нами,
И сложность та, что в ярости жива,
Исчезнут в танце
На светлом глянце,
В огне, что опалить не может рукава.
Дельфинью мерзость оседлав и кровь,
За духом дух – по головам валов,
Как молоты по царской наковальне!
На моза’иках залы танцевальной
Расплющены неистовость и сложность,
Дельфины ранят тело глубины,
Там смыслы рождены,
И гонг благовестит их непреложность.
BYZANTIUM
The unpurged images of day recede;
The Emperor's drunken soldiery are abed;
Night resonance recedes, night-walkers' song
After great cathedral gong;
A starlit or a moonlit dome disdains
All that man is,
All mere complexities,
The fury and the mire of human veins.
Before me float an image, man or shade,
Shade more than man, more image than a shade;
For Hades' bobbin bound in mummy-cloth
May unwind the winding path;
A mouth that has no moisture and no breath
Breathless mouths may summon;
I hail the superhuman;
I call it death-in-life and life-in-death.
Miracle, bird or golden handiwork,
More miracle than bird or handiwork,
Planted on the star-lit golden bough,
Can like the cocks of Hades crow,
Or, by the moon embittered, scorn aloud
In glory of changeless metal
Common bird or petal
And all complexities of mire and blood.
At midnight on the Emperor's pavement flit
Flames that no faggot feeds, nor steel has lit,
Nor storm disturbs, flames begotten of flame,
Where blood-begotten spirits come
And all complexities of fury leave,
Dying into dance,
A agony of trance,
An agony of flame that cannot singe a sleeve.
Astraddle on the dolphin's mire and blood,
Spirit after spirit! The smithies break the flood,
The golden smithies of the Emperor!
Marbles of the dancing floor
Break bitter furies of complexity,
Those images that yet
Fresh images beget,
That dolphin-torn, that gong-tormented sea.