Винегрет

Валерий Носуленко Апофис
это так эксперименты типа...зарисовки вроде....ну буду рад если кто что подскажет)


в среду, закончив день, доедим заначку,
выкурим пачку последних твоих сигар.
Баба-яга с избушкой в закат ускачут
в новых от гуччи яловых сапогах.
дождик в четверг пройдёт и грибы полезут -
каждый второй поганец и мухомор.
мы начинаем тихо прощаться с лесом -
лесом, который лучше высоких гор.
вот и Кащей пришёл и пожал нам руки,
взял накомарник, водку, мешок галет.
кто-то всю ночь вчера по кустам аукал:
леший, наверно, выпив, искал рассвет.
сколько здесь всяких странных у нас знакомцев!
будто бы ожил весь на земле фольклор.
скоро опять зайдёт за опушку солнце,
и догорит последний для нас костёр.

Отпуск прошёл, и тут же торговец снами,
Блеск прикрывая хитрых раскосых глаз,
Хрипло спросил: «Когда приезжать за вами?
Снова билет возьмёте?» Да хоть сейчас!

***

Эти двери снятся мне вперемежку с ядом и молоком:
Золотые ключи в замочной скважине - только возьми, проверни
И откроется рай, а в раю все те, кто мне хорошо знаком:
На короткой ноге молодые и издали - старики,
А за дверью (я знаю) горит на поляне лесной - костёр,
Если ночь, а днём разливается мягкий свет,
И вдали виднеются снежные шапки гор...
А за лесом сразу раскинула сети степь -
Воздух там такой, что им не дышать, а пить,
Погружаться в него, как в объятья любимой, и
Говорить, заговаривать и творить - творить
Человека в себе, рассчитывая на раз-два-три...

***

баба яга красИва, за собой следит, умывается в озере ключевой водой.
на неё кащей, как всегда, сердит и сычём глядит с вековой тоской.
обдаёт туманами, дурачок, ни цветов тебе ни тортика не несёт.
то поёт под окнами как печной сверчок, то утянет в лес в глубину болот.
а потом накурится плакун-травы, зажуёт мухоморами и герой -
обьявляет лешему две войны, ну а сам не появится ни на одной.
И вот так они живут в лесу, ждут иванов с марьями сто веков.
Для Ивана яга бережёт красу, а Кащею снится лишь смерть с клюкой.



***

привет, смотрю -  а ты живА ещё.
смотрю ещё внимательней - живА.
не разгляжу, что скрыто под плащом -
коса, кастет, а может, автомат?
живА ещё, живА, за мной пришла?
давай сегодня разойдёмся... ладно?
но только знаю, что не мне решать
загадки, а тебе загадывать.

***

непонятное маленькое озорное
вверх подкинешь парит на ветру качаясь
шепелявит спрашивает кто ты? кто я?
и не ждёт ответа и тает тает
превращаясь в лёгкое не земное
то что с неба падает зимним утром
и опять вопросы а кто ты? кто я?
и водой стекает по перламутру
горизонта крыши сухих деревьев
засыпаю думаю кто я? кто ты?
а оно свои расправляет перья
улетает к завтрашнему кому-то

***

дороги раздвигают горизонт
из точки что рисует перспектива
сужает легкомысленный мой взор
проблему и низводит до разлива
по рюмкам дорогого коньяка
отодвигая завтра в бесконечность
туманит мозг возникшая беспечность
и стрекозой пытается порхать
но где-то копошится муравей
в сознании на дальнем огороде
он по своей расчётливой природе
противник непродуманных затей
и этот неосознанный конфликт
меж надо и стремлением к свободе
приводит лишь к тому что не летит
та стрекоза и муравей к работе
Теряет первозданный аппетит


***

начинаю с малого и простого
поднимаюсь вверх и уже дышу
безвоздушным хладом
 высоким словом
и ещё не требую а прошу
 от него незамкнутого пространства
 и мешок каменьев  пустыни Тар
 что бы мог разбрасывать в постоянство
 нарушая серость пока не стар в час Быка
 потом собирать по крохам
 по песчинкам
след от бессонных дум
 и решить
что вовсе не так всё плохо
то
что делал
когда был безумно юн
а сейчас всё туже слова даются
 всё длиннее пишутся черновики
 и совсем не хочет катить по блюдцу апельсин нелепой моей строки

***


На войну так на войну, за святой грааль небесный!
Я покину ваши очи, ваши руки, вашу стать.
Подыщу оруженосца - обалдуев много местных,
Вдоль по Питерской поеду басурмана воевать.
Вы на третьем этаже, на проспекте, занавеску
Отодвинете украдкой и покатится слеза
По непудреной щеке на паркетный пол и, честно,
Я хотел бы это видеть но, наверное, нельзя.
Надо мною вороньё всё от карканья охрипло.
Прочь, шалавы, едет рыцарь, и совсем не умирать!
Там, на дальней стороне, распоясалися пиплы,
На страну мою косятся из-за дальнего бугра.
И под цоканье копыт, под бурчание детины,
(Он в хвосте, тьфу, в арьергарде едет на своём осле,)
Закрываю я глаза вижу чудную картину
В вашей спаленке портрет мой и в единственном числе.)

***

Размечтался, и вот я стою на вершине горы:
За спиною жужжат стрекозиные крылья свободы...
Вы хотели игры? Получайте же эти миры,
Эти скалы и храмы, и эти молочные воды...
От фасеточных глаз не укрыться в нелепом вранье,
Вороньё на подлёте отстрелят покорные слуги ...
Надо мной небеса выпасают в высоком жнивье
Табуны облаков, никогда не видавших подпруги...
Подо мною - земля бесконечная, больше, чем высь,
Неподкупней, чем смерть, не предавшая даже песчинку...
и так хочется с ней продолжать промелькнувшую жизнь,
и опять рисовать, ошибаясь, другую картинку.

***

Прозрачный воздух в глубине двора
Колдует над сугробом белоснежным...
Тепло... и топорище топора
Становится неловким и мятежным -
Всё норовит скользнуть с моей руки,
Оно родство вдруг ощутило к чурке,
Которая пустила в мир ростки,
Весну издалека внутри почуяв...
Дождь прячется в десанте снеговом,
Спускается с небес на парашюте...
Он даже и не дождь, как таковой,
Но и не снег уже, в одной минуте -
Метаморфоза прямо на глазах
Случается, и капают снежинки
Дождинками с навесов на снега,
А с рукава на тёплые ботинки...