Быль про русскую бабу, Волка и Советский Закон

Владимир Григорьевич
                Посвящаю своей маме,
                Штыкиной Александре Дмитриевне.

В телогрейке потрёпанной, в стоптанных,
Не по размеру, сапогах,
В лютый холод зимой сорок пятого
Ехала за соломой русская баба в санях.

Снег скрипел монотонно под полозом,
А вокруг тишина.
Лишь копыта тихонько цокали
Клячи старой, что сани везла.

Кое-как в колхозе выпросила
Эта баба коня.
И одна только мысль тревожила,
Чтоб вернуться домой дотемна.

А дома, в избе нетопленой,
Ждала голодная ее пятерня
Да буренка – бока впалые,
Которая их спасеньем была.

Сколько горя она хлебнула –
Эта баба в лихие года, а последнее – самое страшное,
Когда с фронта нежданно-негаданно
Похоронка на мужа пришла.

Но об этом сейчас не думала,
Ей солома сегодня нужна,
Накормить бы буренку, чтоб она
Хоть стакан молока ей дала.

Пока думала о соломе,
Кнут нехитрый в руках теребя,
Незаметно баба приехала –
Впереди показались поля.

Воз соломы она наложила,
Как мужик, затянула бастрик,
«Ну, родимая!  –  за повод тронула, –
Помоги, как-нибудь довези».

Потопталась кляча на месте,
Словно все поняла,
Воз рванула, качнулась
И тихонечко  повезла.

Вечерело, мороз потрескивал.
«Потерпи еще чуток, –
Подбадривала баба лошадь, –
Вон уже и деревни дымок».

Но вдруг лошадь остановилась, и – на дыбы.
«Что случилось с тобою, милая?
Разве можно так?
Ведь не выдержать могут гужи».

Вперед глянула баба и ахнула –
На пути встал огромный волк.
Если было б ружье – бабахнула б,
А от вил ну какой же толк!

В предвкушении сытного ужина
Волк оскалил клыкастую пасть
И мгновенно готов был на лошадь
С безоружною бабой напасть.

Словно молния, кинулась баба с воза,
Вилы трехрожки схватив, – вниз
Заслонила собою колхозную лошадь
И крикнула зверю: «Запорю, берегись!»

А волчище щелкнул зубами,
Разжигая в себе аппетит
И увидел – вилы у ней не стальные,
Он ее легко победит.

Баба тоже об этом знала,
Но не испугалась она,
Разговаривать с Волком стала:
«Пропусти, Серый, нас, я у деток одна.

Если лошадь убьешь, – 
Мне тюрьма,
А погубишь меня, сиротою
Станет вся моя пятерня».

Лютый зверь пожалел эту бабу,
Клыки спрятал, протяжно завыл, хвост поджал,
Посмотрел на лошадь и бабу,
Не спеша в темный лес потрусил.

Вот и зимушка та пролетела,
А с весной долгожданна победа пришла.
И буренушка уцелела,
И воспряла и баба, и ее ребятня.

Уж про волка баба забыла,
Про ту клячу, с соломою воз,
Старший сын закончил учебу, забрал всех
И в другое селенье увез.

Зажила баба та с пятернею,
Только скоро ее на допрос:
«Почему самовольно покинула,
Никого не спрося, свой колхоз?»

Приговор был  короток и строг.
Стала баба врагом народа,
Заточили ее в острог
По суровым советским законам.

Осудили, не сжалились, оправдания нет,
Хоть малютка совсем сыночек пятый,
Хоть в колхозе работала много лет,
Хоть и мужа забрал бой проклятый.

Тут и вспомнила баба про волка.
Лютый зверь ее не сгубил.
А вот люди те, что судили – хуже зверя,
Их закон ее не пощадил.

Видно, доля была такая
Иль судьба,
Чтоб всю жизнь эта баба мучилась
И ее пятерня.

Много лет с той поры пролетело,
Извиненье обидчик прислал:
«Простите, вы не виновны,
Оправдали мы вас навсегда».

Ту обиду баба забыла,
Простила все сполна,
Только Господу Богу молилась,
Чтоб спокойно жила ее пятерня.

Лучше нет нашей Родины в мире,
Нам такой нигде не сыскать,
Пусть ломала она нас невинно,
А мы любим ее, словно мать!