Когда был вбит последний гвоздь,
А крест поднят и твердо установлен,
Ко мне пришел последний гость,
Ко встрече с ним я не был подготовлен.
Я - просто Человек. Я истину искал.
Желающим давал я веру.
Старик печальный, да и тот, кто мал,
Встречали с радостью мою мораль - химеру.
В лице Петра я видел род людской,
Он погибал в бушующей пучине.
«Иди ко мне и обретешь покой!»
И Петр живет и здравствует поныне.
О, бедный человек, рассыпчатый, как прах,
О, бедный человек, животное, не боле.
Мне было жаль тебя, когда я был в горах,
Мне жаль тебя теперь, когда мой дух на воле.
«Свеча горит во тьме» - вот ложная химера,
Свеча должна тебе указывать твой путь,
Но жизнь отнюдь не космос и не сфера,
Да и свечу свою нельзя тебе задуть.
И потому нельзя, о, бедный раб и сын,
Что нет свечи, нет смысла, нет наитий.
Меня за ересь, иудеи, истребите,
Но и на вас падет звезда Полынь.
Я мрак небытия рассеял пред очами,
Я понял: в вечности быть и не быть - одно,
А вы не поняли и все же промолчали,
Не знали вы: молчание есть зло.
«Отец, иду к тебе. Или, Или!» - Взываю.
Они же говорят: «Он Илию зовет».
О, грешный род людской, тебя я проклинаю.
(И без проклятия он, впрочем, пропадет).
Я род людской хотел увидеть равным Богу,
Чтоб знали истинную сущность бытия,
Но не смогли они пройти дорогу,
Которою прошли лишь ты, Отец, да я.
О, знаю, жаждет чернь дверей отверстых неба
И крепких ангелов, снимающих с креста,
Меня снимающих, а им - дающих хлеба,
Не надо большего - «святая простота»!
Я никогда не знал, что в будущем таится,
С заветных свитков я печатей не снимал,
А им, сонливым в бодрости, должно быть, мнится,
Что будущего я, как страждущий, взалкал.
И вот ко мне подходит гость,
А может, гостья?
Рука зажата в горсть,
В корзине - ягод гроздья.
И шелест нежных слов, значенья не имущих,
Напоминает шепот в Гефсиманских кущах.