Штормит на крымском берегу. Звенящие волны набрасываются на пляж, бодают причал,
бьются о мрачный монолит Карадага...А над Коктебелем синее небо, и удивлённое солнце
заливает мягким светом осатаневшую стихию.
Влажный ветер несёт с близкой Феодосии облачка алого цвета. Робко дотронувшись до
пенных гребней, вдалеке, на горизонте, преображаются они в алые паруса вечного
скитальца, шкипера романтиков Грина. Подобно летящему паруснику вырастает ниоткуда
домик Максимилиана Волошина, а два памятника поэту взирают друг на друга поверх ажурной,
увитой плющом ограды...
Пустеют в окрашенные минором дни кораблики-дачи, писательский ареопаг завершает
вальяжно-бархатный сезон. Нет, вон по кипарисовой аллейке шествует грустным памятником
самому себе "вредный" Григорий Остер, а порывы хвойного ветерка озорно теребят поля
его роскошной шляпы...Местные поэты за бесценок продают свои творения, но фланирующей
публике не до муз-им подавай зрелища. Но-зябнет колесо обозрения, пустые кабинки,
раскачиваясь, дрожат и жалуются друг дружке на такое к ним невнимание...
Не видно бегущих по волнам, не порхают над бухтой планеры, а острый запах шашлыков
с набережной так не вяжется с воспоминаниями о тихих переливах волошинской лиры.
Ожившее полотно Айвазовского швыряет вслед солёные брызги, омывая чистой слезой
пыльные улочки Коктебеля. А синее небо успокаивает рыдающее море...