Что видишь, друг?
Сквозь тьму кромешных век
в какие сны предпочитаешь падать,
плутая в анфиладах фильмотек,
случайно именующихся "память"?
Чем утишаешь боль сердечных бед?
Что ищешь среди пыльных отделений,
где сладострастья судороги – и бред
то ревности, то пылких вожделений?
Уже угрюм, но всё ещё здоров,
зачем ты раскрываешь их всё реже...
И почему, ища опоры, вновь
ты крутишь кадры всё одни и те же:
там день померк до верхнего венца,
там, на холме – домишки крепкой кладки...
Ещё издалека узнав отца
по резкой и ритмической повадке,
там девочка трехлетняя бежит,
ножонками неловкими мелькая –
шажками, как стежками путь прошит
в лог, тенью полный,
точно глубь морская.
Он жуток, лог, простёртый далеко,
травою плещет, шепчущей и мглистой.
И лишь тому сойти туда легко,
кто движим силой искренней и чистой,
кто видит жуть, да мыслит не о том,
кто волен встать над долом страхов плоских,
кто детски верит, что вернётся в дом,
паря над мраком на плечах отцовских.
Ты видишь сон.
Спадает жар во лбу.
Те сумерки, как нынче далеки вы...
Но ты любил – и нес свою судьбу,
и был любим.
Всё прочее – архивы.