Факельщик
«Мы опять опоздали. Дома полыхали на взгорке.
Запах гари и крови – кто сможет его позабыть!
Немцы снова ушли, всех угнав, кто способен ходить,
Расстреляв остальных. Вы бы знали, как стыдно и горько
Видеть все – и не мочь, не догнать, не суметь отомстить!
Повара подтянулись. У кухни собралась пехота.
Снова каше перловой – «шрапнели» – был кто-то не рад.
Вдруг – откуда он взялся! – встал к кухне немецкий солдат:
Одуревший от шнапса, небритый; но жрать-то охота!
Налетели, скрутили, сорвали с плеча автомат.
Русской правды порядки просты, это – око за око.
Раз в бензине шинель – не надейся на милость судьбы.
Раскачали и бросили в пламя горящей избы.
Может, кто-то и скажет теперь – поступили жестоко.
Но скажите, а как в этот час поступили бы вы?»
.
Фашист. 1943
«Встречный бой. Эсэсовские части
С нами бьются не на жизнь, а насмерть.
Не спастись-зарыться в поле чистом;
Где же вы, друзья-артиллеристы?
Где же вы? Спасите наши души!
И – нежданно грянули «катюши».
Воздух взвыл над нами низким басом,
Ноги будто отказали разом
В миг, когда ревущие «эрэсы»
Нас к земле своим прижали весом.
Грохот взрывов. Пламя, чад… Атака!
Вдруг из дыма, копоти и мрака,
Как из-под земли, из-за бугра
Немец встал – живой мертвец с одра:
Выжженные веки, бельма глаз –
Он не видел, только слышал нас;
Тлел на нем эсэсовский мундир,
«Шмайсер» слушал топот… Командир
Вдруг споткнулся, рухнул на бегу;
Автомат, строча, писал дугу,
Но рожок закончиться успел
До того, как я попал в прицел.
Что с фашистом? В плен СС не брали…
На войне мы многое видали;
Но такую ненависть и злость
Больше видеть мне не довелось».
.
В Германии
«Нашу партию пленных в бараки погнали с работы.
Вечерело. На лужах осенних потрескивал лед.
Отбомбившись, на Англию строем прошли самолеты.
Вдруг спикировал к нашей колонне один самолет.
По команде упали в кюветы и слушали воздух.
Вот он, свист – приближается, целя, конечно, в тебя.
Убежать бы отсюда, да только застрелят, и поздно;
И лежишь ты, в бессильи руками траву теребя.
В двух шагах – новичок: взгляд, уставленный в небо, неистов;
В прежнем лагере, гнида, фашистам писал, что готов
Он на ридной Украйне властям выдавать коммунистов,
И что знает, кто прячет от лагеря клятых жидов.
Жить любою ценой он хотел; он вскочил и рванулся,
Пробежал метров сорок и плюхнулся снова в кювет.
Бомба мелкая хлопнула… Видно, пилот промахнулся.
Только клочья взлетели. Мы живы. Предателя нет.
Я подумал, что все-таки есть справедливость на свете…»
.
Русская тризна.
Рассказ о выпускнице 1941 года, снайпере из Сибири
«Девушка влюбилась в лейтенанта –
В блиндаже, не в маминой квартире.
Девушка была не без таланта:
Слала пулю в пулю, словно в тире.
На войне недолго счастье длится;
Пал комвзвода. И однополчане
Для того, кто должен был родиться,
Будущую маму поучали:
- На рожон не лезь, побудь в сторонке,
Скоро увольнение к тому же…
- Я, конечно, выращу ребенка,
Но сначала я оплачу мужа.
***
Двадцать семь зарубок на прикладе,
До седьмого месяца в окопах –
На мороз, жару и грязь не глядя…»
Ты такое видела, Европа?
.
Рассказ о штрафбате
«Сижу в окопе, чищу свой ТТ.
Сегодня утром надо застрелиться.
Проснулся: тишина на высоте,
С которой нас обстреливали фрицы.
Я – командир штрафного взвода. Я
Отвечу пулей в лоб – не по Уставу.
Мой первый взвод, военная семья,
Подался к немцам ночью всем составом.
Сижу и жду, судьбу свою кляня –
Ведь я один держу здесь оборону.
За что вы, зеки, бросили меня?
Конечно, вам я – белая ворона.
Уж лучше бы убили, чтоб не брать
Самоубийства тяжкий грех на душу.
Сиди и думай, что получит мать.
Дождаться бы рассвета. Я не струшу...
Вдруг кто-то грузно хлопнулся в окоп,
Еще один… Фашисты! Где граната?
Нет, разговор знакомый, матом… Стоп!
Так вы… вернулись все-таки, ребята?!
- Ну, ладно; слышь, не матерись, старшой!
Плесни вон шнапсу, двести грамм – не пьянка!
Какие немцы?? Мы – за колбасой;
А фрицев перерезали в землянках.
- Старшой, а хочешь «Звездочку» на грудь?
Давай, «возьмем» проклятую высотку!
Но только нас отметить не забудь,
И не ругай денек за шнапс и водку!…
Один рывок – и мы на высоте.
В окопах – сушь, в тылу осталась слякоть.
Мы были те же – и уже не те.
И я не знал – смеяться или плакать»
***
Написано давно, название менять не стал, но речь здесь идет о штрафной роте.
Разница существенная:
Отдельные штрафные роты создавались для рядового состава и уголовников.
Штрафные батальоны - для офицерского состава.
Подробнее - "Офицерский штрафной батальон", Семен Басов,
http://www.proza.ru/2009/05/26/448
.
Рассказ разведчика
Из цикла «Маленькие рассказы о Великой войне»
«Немецкий китель я надел – сегодня мой черёд.
А в гимнастёрке офицер опять пойдёт вперёд.
Штабной «язык» в канун атак – дороже, чем отряд.
И немец тоже не дурак – не целит всех подряд.
Он первым ловит «языка» на снайперский прицел,
Он бьет в его мундир, пока штабной в нейтралке цел…
…
Не важен штабу наш удел – «язык» остался б жив…
Немецкий китель я надел – сейчас идём в прорыв».
…
По рассказу Константина Схно (Сахно) о своем деде, разведчике Паречине Михаиле Ивановиче
.
Письма на фронт
«Что писала? Что жду, что нужны мужики,
Чтоб берёг он себя и не лез из окопа.
Нет, ну если уж все… но себя береги!
Хоть бы ради детишек до дома дотопал…
Не поднять мне одной пять некормленых ртов;
Я Егорию свечку за здравие ставлю,
От парторга прикрыв ненадёжные ставни.
Жду, жалею, надеюсь. При чём тут любовь?»
.
В блокаде. рассказ мамы о службе в МПВО
«Из пригорода как-то, от родни,
Подруге переслали банку меда.
Медовый Спас, пригожая погода.
Мы пили чай… Тревога! И одни
На Кирочную, в зону артобстрела,
Под гром разрывов поспешили с ней…
Наряд МПВО – там, где страшней;
Всегда девчонкам находилось дело:
О пораженья очагах узнать,
И раненому сделать перевязку,
И к строгому дежурному с повязкой
В убежище прохожего загнать.
Вот снова шелест; близко. Мы – в подъезд.
Рвануло сильно. Выждали мгновенье;
Подруга – первой в дверь. И – на колени
Упала, сникла… тишина окрест.
Осколок прямо в голову. Тяжёлый.
Отдельно – каска рядышком, а в ней…
Нет, ты не слушай… В памяти моей
Она живет красивой и весёлой.
Могла и я шагнуть на тот порог…
Но я жива. И помнится сквозь годы:
На тумбочке стояла банка меда.
И кто-то сверху положил паёк».
Для самых молодых:
МПВО - Местная ПротивоВоздушная Оборона - военные подразделения типа современных частей МЧС. Призывали в них в основном девчонок, начиная с 18 лет - мужчины были в армии или в ополчении. Основное оружие - лопаты и носилки.
.
В наступлении. 1943
«Ночь, наступленье, лесные дороги;
Дождь надоедливый глушит шаги,
Вязнут в грязище гудящие ноги,
Где-то уходят на запад враги…
Рядом к развилке выходит грунтовка,
Слышен соседней колонны подход.
Их пропускать – значит, нам остановка:
Каждый пытается выйти вперед.
Встали полки, метров двадцать меж нами;
Вдруг в авангарде – пальба. Чудеса!
Это нас немцы на драпе нагнали,
Топали рядом почти полчаса…
В жизни впервые я видел такое:
Сотни стволов раскаленных – в упор;
Били из пушек наводкой прямою,
И в рукопашной закончили спор.
***
Долго потом вспоминал в лазарете,
Перебирая уже не спеша,
Грохот, и трассы, и всполохи эти,
В луже шипенье ствола ППШ…»
.
Ленинградский салют. 27 января 1944 г
«Город вздрогнул – били корабли
Со стоянок невских на заре.
В лазареты раненых везли
В том, сорок четвертом, январе.
Стрельна, Пушкин, Павловск, Петергоф…
Ропша! И захлопнулось кольцо:
И вели по улицам врагов,
Что смотреть боялись мне в лицо.
Город ждал – придет заветный час,
Час, когда товарищ Левитан
Зачитает сталинский Приказ
И Москва отсалютует нам.
Ждали подтверждения побед…
Слушайте! «Произвести салют…
В Ленинграде…» Не ошибка? Нет?
Москвичи нам честь передают!
Как же он торжественно гремел!
Ликовал на улицах народ:
«Всё! Не повторится артобстрел…»
А ракеты рвали небосвод;
Ввысь взлетев, над кружевом оград
Рассыпались, искрами дрожа…
Вот когда увидел Ленинград
Слезы на глазах у горожан».
.
Снайперы. Советы стрелкового тренера
«Есть возможность бить по цели не спеша, не торопясь –
Целься точно! Мы умели не ударить мордой в грязь.
Бей в плечо, колено, локоть – он калека, хоть жилец:
Будет жрать, но не работать – глядь, быстрей войне конец.
Но атака, заваруха – лучше в корпус целься влёт:
Далеко – получит в брюхо, близко – голову пробьет.
Пусть прицел не слишком точен – не убил, так напугал.
Зацепило – и не очень прёт вперед любой нахал.
Снайпер взводу не обуза; знай, фашист – здесь бой не прост,
И со «шмайсером» у пуза не походишь в полный рост!
Даже если свистнет рядом, душу – в пятки, морду – в пень;
Тут их миной иль снарядом ковыряй, кому не лень.
Тут ему спасаться надо, и уже не до тебя;
Вот тогда и кончи гада, самого себя любя».
.
И ярость снайпера в бою, холодная, как лёд...
Рассказ стрелкового тренера
«Я видел яростных атак
Кровавый результат:
Глаза, зажатые в кулак,
Без челюсти солдат…
Прикладом череп рассечён,
И в каске тает мозг…
Чуть жив солдат и обречён,
Но рвал чеку зубами он,
И вот, осколками сражён –
Противник в полный рост…
…
Но ярость снайпера в бою –
Холодная, как лёд,
Когда у смерти на краю
Он жизням счет ведет.
И каждой пулей - точно в цель,
А цели – на подбор.
Вот – амбразуры видно щель,
Вот там, в мундире – офицер,
И выстрел – точен, скор.
Кого могу – я уложу,
Я здесь не просто так,
Не будет места мандражу
В прикрытии атак.
…
Но после боя, как в бреду,
Я фляги горлышко найду…
…
Конечно, снайперу – почёт.
Но фриц в бою нам не в зачёт».
***
В снайперских книжках указывались только победы на "свободной охоте", и обязательно с подписью наблюдателя. Фашист, убитый в общем бою, в счет не шёл.
Десять пораженных (и подтвержденных) целей - медаль "За отвагу".
.
Комбат и финская пехота. 1944. Рассказ разведчика
«Наш полк гвардейских минометов
К Вуоксе вышел в этот день.
На гребне – занятые доты,
Под ними финская пехота
Накапливалась, прячась в тень.
До темноты дрались в низине.
А ночью вызвал нас комбат:
- Нет батальона и в помине.
Как разберутся в этом финны –
Сметут и нас, и вас подряд.
Там не осталось и полроты…
Да! Знаю, что мои бойцы.
Но не ударят минометы –
Прорвётся финская пехота.
Так – шанс, а этак им концы.
- Бери расписку у комбата! –
Начальство крыло в телефон, –
Конечно, сделаем как надо,
Но… знаешь наш разлет снарядов.
Пусть за своих ответит – он!
Взревело, грохнуло добротно,
И стихло. Новый день настал.
Дымилась финская пехота.
Комбат стоял и ждал кого-то…
И я расписку брать не стал».
Фланкин Владимир Михайлович, в тот момент – начальник разведки дивизиона «катюш». 70-й гвардейский минометный полк.
.
Рассказ комэска Тушева
«Фокке-Вульфы и Юнкерсы нас над Вуоксой встречали,
Ощетинившись ливнем трассирующего огня.
Слабоват Киттихаук, и трудно бывало вначале;
В эскадрилье осталось лишь трое, включая меня.
Утром снова бои, и быть может – прощай, эскадрилья…
Я ворочался в койке, не в силах в тревоге заснуть.
Может, пушки поставить моим самолетам под крылья?
Разбудил инженера, и тот объяснил мне, в чем суть:
“Ты отдачей сломаешь крыло или вырвешь консоли,
Киттихаук – не Ил; лучше выспись, комэск, до утра”.
Сам считал и работал всю ночь, на усилии воли.
Отпустив технарей, подошел к моей койке: “ Пора!”
За короткую ночь он поставил под крылья эрэсы.
“Реактивный снаряд – он отдачи почти не даёт.
О дистанции помни!…” И, делая горку над лесом,
Эскадрилья со штурманом снова к Вуоксе идёт.
Вот они, Фокке-Вульфы, на встречных сближаются с нами;
Вот и Юнкерсы строем идут, соблюдая устав.
Ну, пора! И эрэсы, гудя огневыми хвостами,
Громыхнули, где надо, бомбёра в куски разметав.
Эту панику мы и без залпа потом наблюдали:
Лишь выходишь на цель – вороньём рассыпается строй...»
Жаль, что Звёзд Золотых инженерам тогда не давали.
Скольких спас он тогда, неприметный российский герой!
(Комэск 191 Краснознаменного истребительного авиаполка Иван Тимофеевич Тушев – об инженере Турунове)
Киттихаук – англо-американский истребитель, поставлявшийся в СССР по ленд-лизу.
.
Враки про Карельский котел. Рассказ радиста
Мой радиопочерк был немцам знаком.
Собрали таких же из нескольких армий,
Задачу поставили. Долго потом
Мы в «кошки и мышки» с фашистом играли.
Эфир над Карельским, как улей, гудел:
– «Коробочки» встали в ноль-пять под разгрузку…
– Подкинь «огурцов»-то! – Особый отдел?
Шифровка!» – ну, деза… иль враки по-русски.
А немцы – прикинь, после стольких «котлов»! –
Ох, нервные стали – и задали деру.
Был лишь Маннергейм здесь остаться готов,
Но с этим – самим нам управиться впору.
Не в лоб, а на флангах прорывы вели;
Штурмовки, поверишь – одной эскадрильей!
Морская пехота, и танки в пыли,
И над головами – поющие крылья…
Да, сорок четвертый – не сорок второй,
И финнам надеяться не на что было.
Такой вот обманной эфирной игрой
Радисты Финляндию и победили.
.
Рассказ артиллериста. Пруссия, 1945
За нами – прусская граница;
На время гром боев умолк.
Над нами – ИЛов вереницы,
Напротив – гитлеровский полк.
Фольварк, аллея, кирха справа
Видны в оптический прицел.
От Ленинграда до Пиллау –
Не знаю, как остался цел...
А с колокольни снайпер вражий
На выбор щелкает расчет.
Так пристрелялся к нам, что даже
Из-за щита нас достает.
Ну, я и врезал: пыли туча,
Кирпичной крошки красный цвет…
Потом жалел. Не немца, нет.
Но с колокольней было лучше.
.
Рассказ механика-водителя
«Я память о своем последнем танке
До самой смерти в сердце сохраню.
Под Кенигсбергом в ход пошли болванки,
Нам изнутри крошившие броню.
С осколками от собственной машины
Я в госпиталь попал, а там врачи
Те, что у сердца, трогать не спешили,
Чтоб до конца меня не залечить.
Я выжил, ограниченно пригоден;
В конце войны, и сам тому не рад,
Танкист душой, по всей своей природе, –
Попал в артиллерийский автобат.
Ты знаешь, что такое – под обстрелом
Снаряды подвозить к передовой,
Воронки объезжать под их прицелом
И – без брони! – осколков слышать вой?!»
Хмелея от былого и от водки,
Глядел сосредоточенно в стакан;
А сын и я – мальчишки-одногодки –
Понять пытались – трезв он или пьян.
«А знаешь, что всего страшнее было?
Ходить в атаку? Нет, ядрена мать!
Вот после боя тряпки, мясо, жилы
Из гусеничных траков вынимать…»
.
Немец. 1945. Рассказ русского пленного
«Мы понимали – спета немцев песня.
Конвой меняли с каждым разом чаще,
Здоровых забирали. Им на смену
Погнали всех, кто мог держать винтовку:
Дебил-«фольксштурм» рассказывал охотно,
Как он на свадьбе наложил в кальсоны;
И, вздрагивая, покрывался потом
От крика нашего: «Ахтунг, казаки!»
Солдат, пришедший с первой мировой.
Раз я наткнулся около барака
На старика, сидевшего у стенки.
Он сам не мог подняться. Он просил:
«Дай руку, русский!» Помогаю встать,
Смотрю – а у него на голове
И на мундире, сшитом не по росту,
Полным-полно белесых жирных вшей…
В тот день я понял: скоро мы уйдем
Навстречу залпам, на восток... На волю?»
.
В Германии. Рассказ сержанта
"Конец войне! Германия – в руинах.
А мы, хмельные жизнью и весной
По автобану мчимся на машинах –
С работы на казарменный постой.
Как хорошо, забыв войны печали
(Хоть ненадолго, хоть на краткий миг)
Не о конце подумать – о начале
И к мирной жизни ехать напрямик…
Теперь недолго – дембель на пороге,
Россия ждет нас из далеких стран…
И в этот миг навстречу по дороге –
Мчит «Студебеккер», словно на таран!!!
Полуторка – в кювет: куда ей деться?
Солдаты – кто поднялся, кто лежит,
И видим, как от домиков немецких
Народ сюда, на помощь к нам, бежит:
С бинтами, йодом, скудною аптечкой –
Перевязать, утешить и спасти…
Понять в тот час, что ненависть не вечна,
Мне помогла авария в пути".
.
Памятник
К циклу «Маленькие рассказы о Великой войне»
Не воздвигаю памятник себе –
Не для того скупые эти строки;
Десятки встреч в обыденной судьбе
Всплывают, устанавливая сроки.
Пока я жив, они живут во мне –
Рассказы тех, кто был на той Войне.
Но полдень мой уже за гранью века,
И не бессмертна память человека.
Хочу, чтоб не прервалась эта нить,
Чтоб знали дети, внуки не забыли,
Как на Войне малы их шансы были
Родиться в мире, жить, расти, любить.
Пусть монументом станут строчки эти
Всем тем, кто за Россию был в ответе.