1 Глава. На дуде игрец.
Кто бы мог подумать... кто бы мог?
Неужели чистый лист бумаги, как и в прежние времена, заставляет меня погружаться в то время, когда и вода была мокрее и солнце ярче, и акцент мой не так выдавал кацапско- москальское : -«а-а-а»,( это певуче говорилось на ушко моей любимой), и частичный провал памяти, откуда , я безнадежно тянулся сорванными и окоченевшими пальцами к свету, туда, где за краем ледника времени осталась та Галюшка, милая и далекая, родная и чужая, единственная и доступная всем…
Как же выбраться из этого плена памяти? Как пережить нашествие времени в образе этой голубки мира, мирно сидевшей у меня на плече и после выклевавшей мне сердце, когда прикованный узами любви и памяти, я остался один на краю тех воспоминаний, с которых, даже так высоко, не было видно далеких облачных швейцарских гор, блеск огней танцевальной рампы и схода снежных лавин с лыжниками от взрывного звука динамиков за барной стойкой…
консумация,
иммиграция,
прострация…
О, серпантин времени моего…Ты помнишь какие стада ходили за дудочкой моей? Какие пастушки бросали тени и одежды у ног моих? И еще, помнишь - я играл и все качалось в такт звуков её. Но память дальше стирается, ибо любимая моя на дальнем пригорке устала прикрывать ладошкой картины пиршества чужого и сошла в долину, где потерялись следы. А я дудел и властвовал, не замечая, как растаяли тени вокруг и нашла одна большая и накрыла игреца. И остался ему только дудец.
2 Глава. Жнец и швец.
Время, где я играл словами, которые лечили израненное сердце от потерь и безденежья, от мелькания женских плеч над подушками, от стандартных фраз и обрюзглости обыденности, медленно исходило и перетекало само в себя. Только музыка жизни не совпадала с этим текстом.
Музыка стука двери в забытом богом Домодедове, и свист ветра сквозь балконную дверь ,и редкое дыхание и крик сквозь стон :
-Мама, мама…
маленького человечка, спящего за стеной, и музыка певчего винницкого диалекта по трубке телефона, и плеск воды в ванне, запах твоего тела и стук шагов, которые слышны были сердцем, когда ты возвращалась домой, а я ждал, затаив дыхание…
Мелодия страсти твоего крика, которая своим ультразвуком оставляла следы на спине и тихое -люблю, люблю, люблю, будь, только будь…..Какая же партитура могла вместить в себя это? Какой капеллой нужно дирижировать, чтоб это услышали все? Да и не было таких нот, которые бы описали какофонию выгнутого тела в приступе оргазма, когда в ограниченном пространстве куцего авто срывалась одежда от страсти, и сливались тела, проникая друг в друга эликсиром жизни…
Попробуйте, опишите это и нотный лист вместит только одну ноту, но какую по размеру! А задаваемый ритм этого тихого безумства колесным степом электричек от Москвы до станции Домодедово? О! Сколько в них прожито жизней! И думалось, что это были лучшие часы, дни, недели, месяцы ожиданий, ибо за ними была встреча…
Но игра словами – это урожай на картине, где форма и цвет, но отсутствие сути. Так и тут - не было жатвы страсти, ибо был я не жнец, а на дуде игрец, и моя флейта не была только твоей по бездумности мой мужской, глупой в своей беспощадности и безбашенности…А коли сам не сеял, то и собирали другие. Так вот вражеские косари и приподняли тебя на руках и унесли за крылья твои, радостно горланя на немецком, швейцарском и других языках и диалектах,оставив только маленькое игрушечное фортепьяно дочки твоей, что сиротливо играло в соседской квартире напротив, где у окошка она всё ждала и ждала маму ... как ждал и я, хромоногий на душу музыкант …
3. Глава. Убитый этой нотой...
Во истину – слова страшнее пистолета и играть с ними, всё равно что играть в русскую рулетку…
Вот так и я был убит в живую, и живу мертвый до сих пор…А увидев бродячего трубадура со свирелью, прошу:
-Сыграй, браточек для бороды синей. …
И на том месте, где зазвучит словно голос дудочка:
- Неся Галю воду...
заплачу и смахну слезу на лежащий футляр, где сиротливо покоится несбыточное счастье моё…
Я музыкант любви, умерший от разрыва сердца…