ель – шептало мелколесье
на ушко –
лапы чёрные развесив
широко,
невзначай коснулась клёна
и тайком
оцарапала зелёным
коготком.
навострили незабудки
мыший слух:
изумрудным первопутком
брёл пастух,
а за ним, пушистошара
и бела,
одуванчиков отара
тихо шла.
сотворилась нынче в мире
дребедень:
исклевал залётный Сирин
всю сирень,
был охоч до пятикрылых
лепестков,
обожрался, обессилел,
был таков.
всё, чем живо захолустье
назубок
знает заячья капуста-
рваный бок,
только мне рассказы травки
не слышны:
в платье сонные булавки
вонзены.
кто-то мчится волчьим скоком,
склоном дня –
семь сердец в груди широкой
у коня,
шесть крестов посеребрённых
на щите
и горят зубцы короны
в темноте –
то ли пять, а то ли восемь –
не сочту,
чуя лакомого гостя
за версту:
оборви на середине
долгий путь,
злые жала до единого
добудь,
от старинного заклятья
разбуди…
но не тронь шнуровки платья
на груди!