Две тысячи четвёртый год
Печали нёс безмерно.
Предугадать событий ход
Никто не мог, наверно...
Беслан. Линейка. И звонок
Такой привычный в школе.
Он вёл детишек на урок
Своей зовущей волей.
Сентябрь, утро, школьный день,
Никто и не заметил -
Крыло беды легло как тень...
А город - тих и светел.
Улыбки. Множество цветов.
И музыка парада...
Вдруг выстрелы со всех сторон
Трассирующим градом.
Спортзал. Чужих людей кольцо.
А в нём толпа народа.
Но жажда... стон со всех концов
Не трогали уродов.
Три дня был ад и беспредел,
Душа в мольбе взывала...
В соседнем классе шёл расстрел
Бунтовщиков из зала.
Мир от отчаянья немел
Когда в окно экрана
Смотрел на варварский расстрел
Детишек из Беслана.
Вот пуля снайпера нашла
Бегущего ребёнка.
К воде два шага не дошла
Кудрявая девчонка.
Наверно, Бог, ты долго спал?
Иль заболел серьёзно?
Боевиков ты покарал,
Но поздно, очень поздно!
...и словно стая голубей,
Летели души к раю.
Прощу ль тебе я смерть детей?
Не знаю, Бог, не знаю!
Детей никто не вернёт... Может там, наверху им будет спокойно, и они не увидят больше злобных взглядов убийц, не услышат пулемётных очередей и грохота рвущихся бомб. Они не будут страдать от жажды и тяжёлых ран. Но лучше бы они жили, смеялись заливистым смехом и радовались жизни. Мы скорбим, и вместе с нами скорбит весь мир. Как же так, исподтишка по детям...? Светлая им память, не дожившим, не доигравшим, недолюбившим...