Stephen Vincent Benеt (1898 – 1943)
Winged Man
The moon, a sweeping scimitar, dipped in the stormy straits,
The dawn, a crimson cataract, burst through the eastern gates,
The cliffs were robed in scarlet, the sands were cinnabar,
Where first two men spread wings for flight and dared the hawk afar.
There stands the cunning workman, the crafty past all praise,
The man who chained the Minotaur, the man who built the Maze.
His young son is beside him and the boy's face is a light,
A light of dawn and wonder and of valor infinite.
Their great vans beat the cloven air, like eagles they mount up,
Motes in the wine of morning, specks in a crystal cup,
And lest his wings should melt apace old Daedalus flies low,
But Icarus beats up, beats up, he goes where lightnings go.
He cares no more for warnings, he rushes through the sky,
Braving the crags of ether, daring the gods on high,
Black 'gainst the crimson sunset, golden o'er cloudy snows,
With all Adventure in his heart the first winged man arose.
Dropping gold, dropping gold, where the mists of morning rolled,
On he kept his way undaunted, though his breaths were stabs of cold,
Through the mystery of dawning that no mortal may behold.
Now he shouts, now he sings in the rapture of his wings,
And his great heart burns intenser with the strength of his desire,
As he circles like a swallow, wheeling, flaming, gyre on gyre.
Gazing straight at the sun, half his pilgrimage is done,
And he staggers for a moment, hurries on, reels backward, swerves
In a rain of scattered feathers as he falls in broken curves.
Icarus, Icarus, though the end is piteous,
Yet forever, yea, forever we shall see thee rising thus,
See the first supernal glory, not the ruin hideous.
You were Man, you who ran farther than our eyes can scan,
Man absurd, gigantic, eager for impossible Romance,
Overthrowing all Hell's legions with one warped and broken lance.
On the highest steeps of Space he will have his dwelling-place,
In those far, terrific regions where the cold comes down like Death
Gleams the red glint of his pinions, smokes the vapor of his breath.
Floating downward, very clear, still the echoes reach the ear
Of a little tune he whistles and a little song he sings,
Mounting, mounting still, triumphant, on his torn and broken wings!
Стивен Винсент Бене
Крылатый человек
(перевод с английского)
В предгрозовые облака вонзался серп луны,
лавиной двигался рассвет с восточной стороны,
оделись в пурпур скалы, алел песок слегка,
когда направились в полёт два гордых смельчака.
Один Дедалом звался, он был не сибарит,
он Минотавру дал приют, построив Лабиринт,
а юный сын его Икар отважен был и смел,
и отблеск утренней зари в лице его горел.
К рукам приладив по крылу, уже не на земле,
они парят - песчинки в рассветном хрустале,
Дедал, чтоб крылья не обжечь, почти склоняясь ниц,
Икар - всё выше, выше, вверх, в пристанище зарниц.
Кружит юнец беспечный в далёкой вышине,
в неведомом эфире, с богами наравне,
там солнечные блики, там облака, как снег,
поднялся к небу в первый раз крылатый человек.
Он летит сквозь туман, тягой к солнцу обуян,
пусть волна морского ветра для дыханья холодна,
к тайне утреннего света, той, что смертным не дана.
Он кричит, он поёт, совершая свой полёт,
широко расправив крылья, заглушая сердца стук,
словно птица, он стремится к солнцу, ввысь, за кругом круг.
Только вдруг от тепла тают, тают два крыла,
воском склеенные перья не выносят солнца жар,
и в пучине моря тонет обескрыленный Икар.
Ах, Икар, славен будь, жалок твой последний путь,
но навеки, да, навеки мы хотим, чтоб каждый знал
только подвиг твой высокий, а не горестный финал.
Древний грек, Человек, ты, кто в небо взял разбег,
пленник вечного абсурда, увидавший окоём,
поразивший силы ада незатейливым копьём.
Для тебя мы, кто любим, место в Космосе храним,
там, вдали, где холод смерти, будут править торжество
отблеск крыльев астронавта, пар дыхания его.
И космический простор ясно слышит до сих пор
эхо песенки, с которой, не боясь небесных кар,
падал солнцем опалённый, но не сломленный Икар.