Над травой померзшей легкими стежками
Потянулся к югу журавлиный клин:
Это матерь Божья, там за облаками
Наготу согреет беззащитных спин.
Растворялось пенье в мареве заката
И ковались листья громом майских гроз,
И казалось просто стрелки циферблата
Опрокинуть в вечность под поклон берез.