Это - страница памяти поэта
ВЛАДИМИРА ОТТОВИЧА ТАБЛЕРА
1957.02.02 - 2010.05.22
_______________________
Александр Брятов
Поскорей выходи счастью обучаться
или
Раздумья над стихами Владимира Таблера
Можно ли из стихов выстроить биографию человека, их написавшего? Наверное, нет. Но, прослеживая биографию его лирического героя, обязательно натолкнешься на мелкие детали, незначительные подробности его судьбы или, по крайней мере, характера. А волшебная сила искусства заставляет меня как читателя приписать эти черты автору. И возникает в моем воображении тихий, чувствительный мальчишка с неизменной для начала 60-х годов стрижкой под «полубокс»:
Голоса за дверью - мама, папа, сестры.
Детство. Я проснулся. Слюнка натекла...
Вспомню - будто возвращусь на укромный остров.
Там тепло. До смерти хватит мне тепла.
Яблоки с айвою, с ноткою тумана-
запах. Так, наверное, должен пахнуть рай...
(Детство, я проснулся)
И жизнь его представляется чем-то радужным, почти несерьезным развлечением
И мелькают, и бегут
эпизодики.
И улыбки там и тут,
брызги-зонтики.
Смех побулькивал во ртах,
помнишь, раньше-то?
И все было ярко так
и оранжево.
(А как раньше было всё…)
Живет мальчик, бегает по улице, играет в футбол, читает, как все, романы о диком Западе Фенимора Купера, пиратские истории Рафаэля Сабатини, невероятные приключения, описанные Майн Ридом, мечтает о чудесных морях и берегах далекого озера Титикака, где водятся самые счастливые на свете караси и создает в своем воображении непременно добрые миры.
Как я любил...
Я создавал миры.
Я их ловил в густом чернильном мраке.
И белая вселенная бумаги
кипела от превратностей игры.
Я населял небесные тела
звериным и растительным народом
и лучших рыб разбрасывал по водам,
и в воздух гнал прекрасные крыла.
Я в твою честь не поднимался в бой,
не плющил лоб в неистовстве молитвы.
Я запрещал охоты и ловитвы
и пасти тиграм набивал травой…
(Романс)
Детство – неиссякаемый источник творчества. Как было бы хорошо, если бы оно никогда не кончалось! Но проходит время, мальчик становится взрослым, обремененным семьей, прижатым к земле грузом ежедневных забот:
Ты не корми меня этой лапшой -
"еще повезет" и про "небо в алмазах".
Я все понимаю. Я мальчик большой.
Я самая грустная лошадь в пампасах.
…
Воли чужие, чужая корысть
Крутят меня в этом маетном круге.
Дергают нитки умелые руки.
Не оторваться...
Не перегрызть...
…..
Надо с добычей тащиться в нору.
Надо кидать в эти клювы личинки.
Кран починить...
Сапоги из починки...
Я починю...
забегу...
заберу...
(Ты не корми меня этой лапшой)
И приходит время человеку, плывущему по волнам бытия, задуматься – о смысле жизни, о своем предназначении, о выборе пути:
И был я в ялике своем,
как в чашечке весов аптечных.
Как будто взвешивала вечность,
что я такое и почем.
(Была предутренняя тишь)
Наверное, в раздумьях этих человек и становится поэтом. Тонким, лиричным, часто – грустным, но всегда – добрым, сочувствующим, соразмерным окружающему его миру. И этот мир чутко откликается на малейшее его прикосновение.
Ночь тиха, как забвенье.
На полнеба луна.
И сияют мгновенья,
как слюда в валунах.
Ты со мной...
Ты такая ...
Целовал бы следы .
И ты входишь нагая
в сон озерной воды.
К теплоте твоих линий,
словно к чуду Творца,
льнут кувшинок и лилий
травяные сердца.
По сердцам их- монетам,
прикрепленным ко дну,
и по лунному свету
ты плывешь на луну…
(Ночь тиха, как забвенье)
Ну как не вспомнить знаменитые слова Пастернака «И через дорогу за тын перейти нельзя, не топча мирозданья», читая такие строки:
Я виноват. Я что-то повредил.
Своим телодвиженьем неуклюжим
я что-то поломал или нарушил-
баланс, ранжир, соотношенье сил.
Я виноват в убийстве муравьев.
Из-за несоразмерности огромной
я их давлю с привычкой многотонной,
не замечая гибнущих миров.
Я виноват, что даже запятой
передаю волненье по цепочке,
которое в определенной точке
становится конкретною бедой.
…
Я виноват как индивид. Еще
я виноват как представитель вида,
что этим видом столькое убито,
что вряд ли будет этот вид прощен…
(Прощеное воскресенье)
Творчество Владимира Таблера, возможно, не всегда ровно – но всегда интересно. Я с жадностью жду публикации каждого нового его стихотворения, - и, как правило, не разочаровываюсь. Иногда просто перехватывает дух от той щемящей нежности, которой пронизаны его стихи, обращенные к любимой. Невозможно не привести одно из таких стихотворений целиком:
Зое
Любимая, какая ночь сегодня...
Ты спи, твой сон покараулю я.
Спи, лучшее создание Господне,
единственная женщина моя.
Сегодня ночь, как будто перед сглазом.
Так тихо, так безлунно-высоко.
Бьют родники расплавленным алмазом,
и в Млечный путь втекает молоко.
Не воет зверь, не вскрикивает птица,
я запретил им выть или кричать.
Пусть сладко спит моя императрица,
и потому, пожалуйста, -
молчать...
Я знаю, что меня ты не разлюбишь,
но зная это, все равно боюсь.
И хоть аминем беса не отбудешь,
но я, на всякий случай, помолюсь.
Пусть ангелы витают у подушки,
пусть шепчут, помогая мне в мольбе...
Я горло завязал своей кукушке,
чтоб не гадала больше, чем тебе...
Нет шума человечьих поселений.
Молчат потоки, ветры и моря...
И спит в большой умолкнувшей Вселенной
единственная женщина моя.
Особенность лирики Владимира Таблера – тонкое, трепетное отношение к окружающему миру и постоянная, непрерывная ирония к самому себе. Часто эти два качества соседствуют в одном стихотворении, и тогда возникают такие, например, строчки:
Плачущее дерево,
надо мной не плачь.
Хоть в судьбе не меряно
всяких неудач,
но пока карабкаюсь,
ножками сучу.
Жив еще и радуюсь
каждому лучу.
(Плачущее дерево)
Или такое стихотворение, как мне кажется, надежнее прочих соединившее все лучшие качества Таблера-поэта:
Хлещет дождь на Укаяли.
Да у нас не лучше гнусь.
И душа, как мышь в рояле,
гулко гложет свою грусть.
Не просохнуть, не согреться.
Сердце водоросли рвут.
Ой ты, сердце, мое сердце,
мой печальный субпродукт.
Неохота стало драться
даже с лучшим из врагов.
Мне б податься в травознатцы –
чай попить из сорняков.
От того, быть может, чая
из цветочков и стеблей
хоть немножко б полегчало –
меньше б думал о тебе.
Дождь идет на Ориноко,
сельву струями лупя...
Ничего, что одиноко.
Просто плохо без тебя.
Можно было бы многое еще сказать о технике Таблера, с виду совершенно простой, многим, думаю, кажущейся даже простоватой: о любви его к неточным, но свежим рифмам, о преобладании в его стихах коротких, часто трехсложных размеров, о насыщенности стихов тонкими, необычными образами, оригинальными метафорами, привести замечательные примеры искрометного юмора – но оставим читателю возможность самостоятельно погрузиться в мир волшебных стихов Владимира и почувствовать эти перекатывающиеся на языке сочные, сладкие слова, к которым мы так, казалось бы, успели привыкнуть – но в хороших стихах они каждый раз снова удивляют нас своей красотой и невероятной нежностью.
А закончить обзор мне бы хотелось стихотворением, строку из которого я взял в эпиграф. И это – тоже Таблер, и, как мне кажется, в его лучшей ипостаси.
На заре- сизари и сирени запах.
А ты, ночь-зАморочь, уходи на запад.
Что кoпАть, кто неправ...
вот бы...
если б...
кАбы...
Я планетку прибрал- вырвал баобабы.
Муравьиные львы наших бед и злости
врылись в дальние рвы иль исчезли вовсе.
В окно спальни твоей зеркальцем мигаю.
Выбегай поскорей! – тонко намекаю.
Будем блики ловить, улыбаться будем
и улыбки дарить всем хорошим людям.
Мы пломбир будем есть яблочный, клубничный.
И числа будет несть радостям различным.
Чудеса впереди чУдные случатся.
Поскорей выходи счастью обучаться.
2004 г.
______________________
взято с http://termitnik.ru/kritika/27/