Финал. Принц датский унесён
На ложе древок и ножён.
Весь зал в потемки погружён.
На сцене толчея.
Под потолком табачный дым.
Костры румян, оплывший грим.
Всяк словом истины томим.
Разборка дей
ствия'…
Сказал вначале режиссёр:
«Не спорю, крепкий был актёр,
Но я в обиде до сих пор
За прошлые раза'.
Посмел пленить он зрителя
Не местью за родителя,
А где-то победителем
Отдельных, т.с.
Моей трактовки в этом нет,
И прямо я скажу в ответ,
Что это вовсе не Гамле'т,
А просто чёрт-те-чё!»…
Тут встала томная вдова,
От слёз просохшая едва,
В парижских кудрях голова,
И голое плечо.
«Ох, тяжко траур нашивать,
И губы не подкрашивать,
Ведь в доску баба ваша я,
Хоть трудно говорю.
Все знают: в самом деле я
Хотела стать Офелией,
С его же похабелия
Ряжусь Гертру…
до…ю'»…
Друг молвил зубом клацая:
«Я быть хотел Горацио.
Он спутал декорацию
Настырностью своей»…
Другой сморкнулся в кружева:
«И я с ним яду кушевал!
Он помер незаслуженно,
Я старше и больней!»…
Могильщик с шеей потною
Сказал: «Всю подноготную
Поведаю охотно я,
Кто хочет – запиши!
Желаешь правды? – Во'т те на:
Шмонал по свету до' темна,
На вороте блевотина,
А не кусок души!»
Дублёр сказал: «А я был тот,
Кто ждал напрасно свой черёд.
Не резал он, - наоборот:
Вязал нахлёстом нить.
Я был вторым не по летам,
Ухмылки слышал тут и там,
Я быть стремился Гам…
ле…там,
А он посмел не быть!
Мы ожидали крошева
И мата нехорошего,
А он нас огорошивал:
Себя рвал, не других.
До звона нерв накручивал,
И вены хрипом вспучивал,
И радостно вымучивал
Тугой шершавый стих»…
То - всхлипнется,
то - вскланется…
Вот Фортинбрас уж тянется
К дверям на вечер памяти,
А в утренник – на бис.
Немного пахнет старкою,
И смелыми огарками…
Такие ночи жаркие
За бархатом кулис!…
…А за окном окошечным
Стоит ковыль некошено,
Да строчкою неношеной
Хипует тишина.
На полпути от темечка,
Полузгивая семечки,
Присела на ступенечки
Гитарная шпана…
198?