Неслыханный и – увы! – неоконченный роман
ПОСВЯЩЕНИЕ
Она вошла ночной порою –
Её дыханье горячо –
И тихо нежной головою
Ко мне склонилась на плечо!
Глаза сверкают, как сапфиры,
Хитон – единственный убор!
И струн её певучей лиры
Звучит знакомый перебор.
Во власти дивного виденья,
Забыв скорбей и гОдов гнёт,
Внемлю в любовном упоенье,
Что лира Музы мне поёт!
Навеянный её игрою,
Виденьем горным осиян,
Встаёт из тьмы передо мною
Ещё неслыханный роман.
Его герой из осуждённых,
Кого из рая выгнал суд
За грешность Евой проведённых
Со змием сладостных минут.
Неправый суд! Глядите сами,
Смотрите в восхищенье все!
Его я ставлю перед вами
В его божественной красе!
ГЛАВА I
1
Не для корысти, не для славы,
А ни с того и ни с сего
Я этот образ величавый
Воспел - героя моего!
Но упаси тебя Создатель
Подумать, мнительный читатель,
Что выпил лишний я стакан,
А потому как в стельку пьян!
Да, в юности довольно пылкой
Я с Бахусом был близкий друг.
Мы коротали наш досуг,
Суша бутылку за бутылкой.
Но… время мчится, как стрела.
Теперь я пью одну «СтеллA» [1].
2
Оставь, читатель, подозренья!
Прочь из души сомнений яд!
Поверь: лишь струны вдохновенья
Во мне торжественно звучат.
И ни коньяк, ни джин, ни виски
Теперь кишкам моим не близки;
Всё ныне заслонил собой
Мой поразительный герой!
Читатель, можешь быть уверен –
Закрой свой удивлённый рот! –
Герой мой нЕ пил и не пьёт!
Сей странный факт вполне проверен.
Я ж от винца не откажусь:
Жива во мне родная Русь!
3
Коль гнусность подозренья сразу
Своим рассеял я пером,
Тогда и к самому рассказу
Мы без препятствий подойдём.
Однако я от вас не скрою,
Что раньше, нежели к герою
Нам обратиться, мы должны –
Коль не упал герой с луны –
Его заняться родословной.
Когда ж её мы разберём,
То станет всё понятно в нём,
С чем вы согласны, безусловно.
Итак, кончая с болтовнёй,
Знакомим вас с его роднёй.
4
Вот мать его: мадам Фатима!
Прелестна, вежлива, умна,
Мужским сердцам неотразима,
Хоть удивительно скромна.
Но… что ж играть, читатель, в прятки –
И у неё есть недостатки;
Она же – не мамзель Нитуш:
Что новый год – то новый муж!
Её вы не судите строго,
Коль ежегодно шестерых
Рожала от мужей своих.
Оно, пожалуй, хоть и много,
Но всё же женщины злой рок
Нельзя ведь ставить ей в упрёк!
5
Рабынь любви многообильной,
Когда подходит им пора,
Мужья везут в приют родильный,
Где их встречают доктора.
С лицом, расплывшимся в улыбку,
И ободрав мужей, как липку,
Младенца нового приход
Себе заносят на приход.
Платить Фатиму б не заставил,
Кажись, и сам контрибусьон [2]!
(А уж на что способен он!)
И, в нарушенье общих правил,
За новорожденных детей
Платила не она, а ей!
6
Его отец? Но кто ж уверен
В текущий жизненный момент,
Кто муж, кто кум, кто сивый мерин,
А кто и просто "инструмент"?
Коммуны ж строг письмоводитель:
Он хочет знать, кто был родитель.
И часто непричастны те,
Чьё имя в карт-д'идантите [3].
Отец рождает подозренья –
Отец он или не отец?
Неважно это, наконец!
С моей же личной точки зренья,
Отца неведомого сын
Быть назван должен: сукин сын!
7
Теперь уже могу сказать я,
Представив матерь и отца,
Что сёстры все его и братья
(Числом их было - без конца.
Беру лишь тех, что с ним родились)
В одной корзинке с ним ютились
И вшестером родную мать
Могли бессовестно сосать.
Подушкою для карапуза
В те отдалённые поры
Служили братьев иль сестры
Всегда наполненные пуза.
И им любезно под ушко
Он подставлял своё брюшко.
8
Они друг друга не видали,
Затем что все без их вины
В наш мир юдоли и печали
Слепыми были введены.
- Стой, стой, читатель: нерезонно!
Чего вопишь ты возмущённо:
- Какой позор! Да неужель
Герой ваш попросту кобель?
А пуделя не пел Державин?
И мне, признаюсь, невдомёк,
Что здесь мне ставишь ты в упрёк?
Чем пёс мой пуделю не равен?
А коль Державин был поэт,
То почему же я-то – нет?
9
Возьмём такой, читатель, фактор:
Представь, что, опустивши взгляд,
Перед тобой – а ты редактор –
Два скромных юноши стоят,
И ты стихи их судишь строго.
Прочёл. Державина с порога
Редакции ты выгнал вон.
Ко мне твой голос обращён.
Стою, волнуяся безмерно.
- Опять всё та же чепуха!
Кобель в поэзии! Блоха!
Прескверно, юноша! Прескверно! –
Ты ж сам бы оценил нас так
И равенства б поставил знак!
10
Нелепо тратить время в спорах.
Читатель, укроти свой нрав
И не взрывайся, будто порох,
Коль ясно видишь, что неправ!
Порабощённый красотою,
Твой дух я тотчас успокою –
Поверь мне хоть на миг один –
Красой мной созданных картин.
Я сам пойду тебе навстречу,
И мы помиримся на том,
Что я покамест кобелём
Твой культ красы не изувечу,
Раз поэтический полёт
Во мне из каждой щели прёт.
11
Взгляни в окно! Весна настала!
Земля покрылася травой,
Любовно солнце засияло
Над пробудившейся землёй.
Неутомимые певицы,
В лесах, в полях ликуют птицы.
И в поднебесную купель
Несётся жаворонка трель!
Блеск упоителен природы:
В хитоне нежно-голубом
Под солнца ласковым лучом
Опять небес сияют своды,
Вся даль прозрачна и ясна,
И всё поёт: Весна! Весна!
12
Сильней и легче дышат груди!
Весна одним лишь не сродни:
Лишь неприкаянные люди
Весну не чувствуют. Одни!
Взгляни на них. О, носороги!
Вы запрудили все дороги
И в виде длинных пёстрых лент
Ползёте тихо на вик-энд [4].
Пыль, вонь и шум. Ревут клаксоны [5].
Жандарм, преступника узрев
И тот час же придя во гнев,
Летит к нему сквозь все препоны,
Неумолим, свиреп и зол.
Ну и, конечно, протокол!
13
Но кто же сей, уединённый,
Катится быстро меж полей?
Какой идеей увлечённый,
Он бросил общество людей?
О! Едет он не в неизвестность:
Ему знакома эта местность,
И этот бор, и этот лог,
И перекрёстки всех дорог.
Но вот ландшафта перемены:
Исчезли перед ним поля
И, ход «Дофина» [6] умаля,
Лесистые встают Арденны [7].
На поворотах будь готов,
Чтоб не свалиться прямо в ров!
14
Здесь попрошу я извиненья:
Не тот я род употребил.
Пойми, читатель, вдохновенья
Мной овладел кипучий пыл.
О Господи! Твоя ведь воля,
Коль за рулём сидела Оля;
И должен был сказать бы я:
Не «кто сей мчится», а «сия».
Но «сей» я относил к «Дофину».
Мой друг читатель, посмотри,
Кто там находится внутри,
И ты простишь наполовину
Зане, что ты увидишь там
Двоих мужчин и столько ж дам.
15
Коль изменило зренье ваше,
По именам их назову:
Пётр, Женя, Оля и Наташа.
Они спешат на рандеву.
- Куда, - вы спросите, - куда же?
И для какой нелепой блажи? –
Читатель милый, потерпи,
Всё расскажу я. Едут в Спи [8].
- Зачем? – Оставь свои вопросы,
Всё расскажу тебе подряд.
Но погоди, пока гремят
«Дофина» грязные колёса.
От любопытства твоего
Не скрою ровно ничего!
16
На хОлме, бором окруженном,
Как сквозь худое решето,
Встаёт видением саженным
Средневековое шато [9].
В былые времена когда-то
Бряцали здесь мечи и латы,
Сиял здесь царственный венец.
Но… Всё имеет свой конец!
Ушли владык беспечных роды,
От них остались прах и пыль,
Исчезла сказочная быль:
Её с собой умчали годы!
Всё изменилось. Ныне тут
Собак породистых приют.
17
То по широким перелескам,
То, погружаясь в глубь лесов,
Со стонами, со скрипом, с треском
В шато прославленное псов
Со скоростью, присущей ветрам,
Жря километр за километром,
Летит, распространяя вонь,
Моторизированный конь!
Презрев опасность поворота,
Увидев пред собой плато,
Где стройно высится шато,
Въезжает он в его ворота,
Дрожа конструкцией своей.
И стал у замковых дверей.
18
Собак бесчисленная свора
Всех возрастов, пород и рас
С приезжих не спускает взора
Горящих любопытством глаз.
Хвостов мелькают опахала.
Хозяйка тотчас прибежала,
За ней хозяин во всю прыть,
Решив любезным тоже быть.
Автомобиль покинув, трое,
Высоко головы подняв,
Под марш приветственный «Гав-гав»
Земли коснулися ногою.
Четвёртому ж чинила боль
Его любимая мозоль.
19
Не упуская редкий случай,
Принесть хозяева спешат
Корзинку. В ней живою кучей
Семейство возится щенят.
Переплелись замысловато
Друг с другом рыжие щенята.
И глаз ваш видит лишь клубок
Из спин, ушей, голов и ног!
Поражено вниманье ваше:
То нос появится меж брюх,
То ухо из-под зада вдруг!
Кто разберётся в этой каше?
Чей привлечёт вас общий вид?
И что кому принадлежит?
20
Могу я уподобить чуду,
Когда хозяйка извлекла
Из каши тел, расклеив груду,
Миниатюрного кобла
И, посадивши на ладошку,
Преподнесла приезжим крошку.
И тотчас этот кобелёк
Вниманье общее привлёк
Какими качествами – БОг весть!
- Ах! Мама, мама, посмотри!
Какая душка! Сколько?
– Три!
- Плати скорей! Какая прелесть! –
Хозяев тех привёл в восторг
Мгновенно кончившийся торг.
21
Три тысячи кладут послушно,
Бутылки ставятся на стол.
Хозяин с миною радушной
К нему приехавших подвёл.
Узревши полные бутылки,
Пётр, почесав себе в затылке,
Пришёл, намеренья тая,
Наклюкаться на «халтаря»,
Но пал он жертвою обмана:
В бутылки налит был один
Лишь лимонад да гренадин10!
Торжествовал он слишком рано,
Разочарован, огорчён,
В автомобиль вернулся он.
22
Когда навеки ненароком
Бываем мы осуждены
Безжалостным и злобным роком
Покинуть кров родной страны,
Идя в неведомые дали,
Мы взором скорби и печали
Обозреваем всё кругом:
Наш милый мир, наш старый дом!
Сквозь слёзы смотрим умиленно
На всё, что окружало нас;
Становится оно тотчас
Нам бесконечно драгоценно.
Мы грустно молвим: милый край,
На веки вечные – прощай!
23
А Чайльд Гарольд? Сей англичанин,
Свой покидая Альбион,
Тоской бродяжничать изранен, -
Не попрощался ли с ним он?
Ему в то время ведьма шило
В портки, наверное, зашила.
Со мной вы согласитесь ведь:
На шиле трудно усидеть!
А Пушкин наш прощался с морем.
Спокон веков уж так оно
Среди людей заведено.
И мы с традицией не спорим,
Коли у всех в большой чести,
Смываясь, говорить: прости!
24
Предупреждаю всех заране:
Прощанья мой герой не чужд!
Страницу целую в романе
Я отвожу для этих нужд.
Пусть видит и слепой, и зрячий
Тоску души его собачьей!
Его отчаянье и грусть
Наполнят ваше сердце пусть!
Да сохранит вам ваша память
И вызовет ломанье рук
Виденье этих горьких мук.
Чем жизнь смогла его изранить!
Читать немыслимо без слёз,
Что пережил несчастный пёс!
25
- Адьё [11], родимые Арденны!
Прощай, родительский приют!
Какие в жизни перемены
Меня под новым кровом ждут?
Прощай, мой край благословенный,
Прощай, луч счастия мгновенный,
Мой детский озаривший путь.
Вернусь ли к вам когда-нибудь?
Прощай, уютная корзинка,
Где знал я прелесть бытия!
Прощай и ты, моя семья!
Прощай и травка боровинка,
Всегда сверкавшая в росе!
Прощайте все! Прощайте все!
26
Прощайте, утренние зори!
Прощай, вдали стоящий бор!
Прощайте все, с кем я не в ссоре,
Прощай, бревенчатый забор!
Прощайте вы, певуньи-птицы!
Прощайте, дорогие лица
Любимых братьев и сестёр!
Прощай, мамаши милый взор!
Прощайте, дикие цветочки!
Прощай, мой беззаботный день!
Прощай, мной орошённый пень!
Прощайте, листики и почки!
Адьё и пчёлке, и осе!
Прощайте все! Прощайте все!
27
Но пусть, сплетаяся в веночки,
Цветы украсят те места.
Где схоронён у мшистой кочки
Кусочек моего хвоста!
Пусть над могилкой этой милой,
Вияся стайкой легкокрылой,
Лесные пташечки поют
Про счастье жизни, про уют
И про людское вероломство,
Не пощадившее мой быт!
Пускай не буду я забыт!
Пускай да ведает потомство,
Чтобы не скрыл веков туман,
Что жил здесь некогда Харан!
28
Они несутся в путь обратный,
Довольные покупкой. Вдруг
Тревожащий и непонятный
В машине появился звук.
С шоссе свернули на бахромку
Искать опасную поломку
И, вчетвером построясь в ряд,
В мотор с отчаяньем глядят,
Не понимая в нём ни крошки!
И с озабоченным лицом
«Дофин» истыкали перстом
От самой крыши до подножки.
О, чудо! Страшный звук открыт:
Да это Лаечка пыхтит!
29
- Позвольте! Кто же это Лайка?
Кого ввели вы в свой роман?
- А вот, читатель, отгадай-ка!
Да Лайка то же, что Харан!
Харана имя очень мало
Хозяев новых привлекало,
Хотя с рождения оно
И в педи-гри [12] занесено.
Однако, эту переделку -
Фантазии нелепый плод –
Никто из вас не назовёт
Преступной паспорта подделкой:
Харан останется за ним,
А Лайка – только псевдоним.
30
С Хараном, ставшим ныне Лайкой,
Средь овесененных равнин,
Гремя разбитой таратайкой,
К Брюсселю катится «Дофин».
Сырой, холодный, будто глетчер [13],
Спускается на землю вечер.
И бедный Лаечка протёк!
Неважно – путь уж недалёк!
Сей акт не есть сюжет для драмы!
Въезжают в город. Кутерьма!
На улицах народа тьма.
Гремит трамвай, горят рекламы!
Мелькают скверы и дома.
Приехали - рю Обема [14].
31
И вот, пенатов новых двери
Уже закрылися за ним!
Теперь делам, по крайней мере,
Мы наше время посвятим:
Условья на роман подписки!
Коль ты родной, знакомый, близкий
Или имеешь жалкий вид,
То допускается кредит!
Согласно публики желанью,
Неописуемый успех
Романа, вызванный у всех,
Восьмого требует изданья.
Идём навстречу всей душой –
Бумагу пачкать не впервой!
32
Но если есть у вас сомненье
В том, что окончу я роман,
И в том, что будет продолженье,
И в том, что, верно, тут обман, -
То я вас тотчас успокою
И логикой совсем простою,
Не тратя лишние слова,
Вам докажу как дважды два,
Что ваши жалобные пени
Присущи лишь простым умам:
Ведь коль роману дал я сам
Названье: «Не Онегин Женя»,
То я решился, стало быть,
Героя лаврами покрыть.
33
Но Пушкин – утверждаю смело –
«Онегина» писал семь лет.
Что затянулось это дело –
Тут удивительного нет,
Коли ходил искать он розы
В полях - в крещенские морозы!
Я там искал их как-то раз,
Но, впрочем, только с пьяных глаз!
Признав, что мой талант поплоше,
Что куча не равна горе,
Я не копаюсь в словаре
И рифм себе ищу попроще,
Что зримы всяким и везде,
Подобно утренней звезде.
34
Поэтому-то я «морозы» -
И безо всякого труда –
Рифмую словом «нетверёзы»,
Что под рукою есть всегда:
Зимою, осенью и летом.
Отказа быть не может в этом.
В ноябрь, апрель или июнь
Его найдёшь – куда не плюнь!
Мой применяя быстрый метод,
Презрев скептических невежд,
Я, полный радужных надежд,
Неслыханный роман вот этот,
Не разводя вам канитель,
Закончу ровно в пять недель!
35
Сей уникум – не жук на палке!
Иметь коль хочешь экземпляр,
Без драки, ругани и свалки
Спеши быстрей, чем на пожар,
И без ущерба для здоровья
Подписки выполнить условья!
Сперва заплатишь, а потом
Получишь вожделенный том!
Готовы мы принять в уплату:
Печёнку иль мясной пирог,
Ветчинку, порошок от блох,
Бифштекс, котлеты, саламату [15]
И прочее, что на зубок
Герой мой положить бы мог.
36
Итак, немножечко доверья
И подписную плату тож!
Зане на пух один и перья
Ты в наши дни не проживёшь!
Поймите же - о готтентоты [16]! -
Что погружу я вас в красоты
Собачьей девственной души
В обмен на сущие гроши!
Спешите ж все толпой кипучей,
Пока предложена вам честь,
Пока ещё надежда есть
Не упустить редчайший случай!
Сей пригласительной строфой
Кончаю с первою главой.
ГЛАВА II
37
Немного сведений подробных
Мне удалося получить
О днях, медовым дням подобных,
Непрерываемая нить
Которых бедного созданья
Гнела сперва существованье.
Несчастный Лайка с первых дней
Не мог избавиться от ней.
Приём устроен был блестящий:
И дочь, и муж её, и мать
Решили Лайку ублажать
С любовью ежедневно вящей,
Пока измученный щенок
Болезнью тяжкой занемог.
38
Но дальше вышло много хуже:
Все перессорились, зане
Дочь ревновала Лайку к мужу,
Мать - к дочери, а муж - к жене.
Сердца не ведали прощенья,
Дошло почти до кровомщенья!
Миролюбивый скромный пёс
Создал семейный купорос!
Все предавалися злословью,
Всё изменилось с этих пор,
И только Лайки чистый взор
Сиял небесною любовью,
Плюя на то, что злобы вал
Сердца людские заливал.
39
Да, Лайка стал предмет раздоров,
А воспитания вопрос
Явился темой новых споров,
Негодований, криков, слёз!
Супруги доказуют рьяно:
Учить «гулять» покамест рано!
И Оля, с ужасом в лице,
Живёт в собачием WC [17].
Но справедливость есть же в мире
И для людей, и для собак!
Случилося и здесь вот так:
Вопрос встал о другой квартире,
Где был бы хоть ничтожный сад
Для невоспитанных щенят.
40
Являлся камнем преткновенья
Балатум [18] красный в их дому:
На нём Лаюшки отправленья
В упрёк не ставились ему.
И для него казалось ясным,
Что должен он «гулять» на красном;
В глуби души наивной он
Был в этом твёрдо убеждён
И веру подтверждал делами.
Многообилием сих дел
Балатум целый день пестрел,
Как луг, усыпанный цветами,
И вас охватывала жуть
Хотя бы в комнату взглянуть!
41
Искать квартиру стало нужным,
Пока не выставили всех.
И вскорости их поиск дружный
Венчал заслуженный успех:
Удобный дом нашёлся в Икле [19],
Где раньше жить они привыкли;
При доме садик небольшой.
С возликовавшею душой
Фортуны дар благословенный,
Пришедшийся как раз под стать,
Они поторопились снять,
На всё согласные мгновенно,
Желая избежать скандал,
Который всех их ожидал.
42
Хозяйка указала сроки
Ремонта некоторых мест,
Который должен скрыть пороки
В дому, и точный день на въезд.
Послали вмиг предупрежденье
О выезде. Для обозренья
Квартиры несколько часов
Для крова жаждущих жильцов
Назначили. В определенный
Час соискатели толпой
Явились жадною гурьбой,
Ища квартиры вожделенной.
Однако, посмотрев на пол,
Никто в квартиру не вошёл.
43
В природе чудным тёплым летом
Царят покой и благодать!
Семейным решено советом
Благоуханьем подышать.
И вот в день солнечный прелестный,
Пришедшийся на день воскресный,
В лес покатили всей гурьбой
И взяли Лаечку с собой.
Восхищены природы лоном,
Нашли уютный уголок,
Где говорливый ручеёк,
Виясь, бежал в лесу зелёном,
И здесь уселись на пикник
Средь кашки, трав и повилик.
44
Достали хлеб, вино и кружки.
Веселье, хохот и галдёж!
Что ж делать бедному Лаюшке,
Коль стало вовсе невтерпёж?
Терзался мукой он ужасной -
Найти хотя б кусочек красный
И вежливо присесть на нём.
Но всё лишь зелено кругом!
А на зелёном – преступленье!
И этого никак нельзя.
Его живот распух, грозя
Природы выполнить веленье.
И лес из всех собачьих сил
Он скорбным воем огласил.
45
Постигнув тайну этой скорби,
Все ободряли вперебой.
И вот Лаюшка – «Урби орби» [20] -
Стоял с приподнятой ногой.
В довольстве полном и горячем,
Он осознал в мозгу собачьем:
Раз красный иль зелёный цвет –
Состава преступленья нет!
И нам ведь в детстве мир бескрайний,
К открытьям привлекая взор,
Наш расширяет кругозор.
И в их должны включить мы круг
И то, что осознал Лаюк.
46
День подошёл для переезда.
Лишь солнце показало лик,
Остановился у подъезда
Большой зелёный грузовик.
В него произвели попытки
Засунуть мебель и пожитки,
Однако их размер и вес
В один приём никак не влез.
Пришлось ещё раз возвращаться.
С комфортом разместились в нём,
На этот раз в полупустом,
Все чадушки и домочадцы,
Диван, похожий на одра,
И три помойные ведра.
47
По стогнам мирового града,
Взяв направление на юг,
Ползла зелёная громада,
В которой ехал и Лаюк.
Доверен под мою опеку,
Из Брюсселя по Этербеку,
Через Форе, Сен-Жиль, Иксель [21]
Деменажировал [22] кобель.
Но, убаюкан качкой мерной,
Он, в грёзах весь невесть о чём,
Свернулся тёплым калачом
В своей покорности примерной,
Пока не привезли его
На авеню Арнольд Дево[23].
48
Квартиру новую обнюхав
И посетив зелёный сад,
Хранивший незнакомых дУхов
Интриговавший аромат,
В апартамент проникнув Олин,
Остался Лаечка доволен,
Открывши в комнате любой
Зеленоватый цвет обой,
Не ставивший ему проблемы,
Что он тотчас, на высший бал
Весьма искусно доказал.
Затем спустился на этаж,
Где повторилась сцена та ж.
49
Пришлось узнать здесь Лайке вскоре
И одиночества тоску,
И первое собачье горе,
И мысли чёрные в мозгу,
Невыносимое томленье
Весь Божий день до возвращенья
Его хозяина с работ.
Когда ж он, наконец, придёт
С приветом, сахарцом и лаской,
То Лаечка, не помня зла,
Тотчас же задаёт козла,
Носясь невиданною пляской,
Кружась, и воя, и визжа,
Как будто под хвостом вожжа.
50
Но медленно проходит время
До страстно вожделенных встреч.
Какие мысли лезут в темя,
Чтоб как-нибудь себя развлечь,
Спасаясь от тоски горючей?
Судьба послала редкий случай:
Сырой картошки много кил
В корзине Лаечка открыл.
Её таская понемножку,
Он аккуратненько в рядок
После больших усилий смог
По дому разложить картошку.
Но вдруг, окончив этот труд,
Решил - на этот раз побьют!
51
Предвидя казнь за преступленье,
Её желая избежать,
Залез он, полный опасенья,
В свою корзинку, под кровать.
С работы возвратилась Оля:
Пред ней картофельное поле!
Глядит она, остолбенев,
На неожиданный посев,
Возросший в комнате некстати.
- Где ж Лайка? Лайка! Где щенок? –
На зов, лишившись задних ног,
Ползёт Лаюк из-под кровати.
- Как мог ужасный паралич
Собачку бедную постичь?
52
Прижат к груди и зацелован,
Облит потоком женских слёз,
Что страх его необоснован,
Сообразил притворщик-пёс
И, убеждённый женской лаской,
Затанцевал обычной пляской,
Собачьи «па» изобразив,
Вновь здрав, и весел, и счастлив!
При виде сей метаморфозы
И не боясь паралича,
Что показался сгоряча,
Свои утёрла Оля слёзы.
Звук поцелуя, смыв вину,
Нарушил дома тишину.
53
Завёлся в доме друг Лаюшкин:
Невзрачный, но блудливый кот,
Который назывался Пушкин.
Свой славный продолжая род,
Не оставлял он без вниманья
Ни кошки. Не найти созданья
На целый километр кругом,
Кому бы не был он отцом!
Успех у кошек небывалый
Я объяснить вам не берусь,
Но, вероятно, этот гусь
В любви пройдоха был немалый
И патентованный мастак.
Чем объяснить иначе? Как?
54
На жизненную выйдя сцену,
Весенних жертвой став химер,
Наш Лаечка не знал им цену.
Но с Пушкина он взял пример
И напрямик, не давши крюку,
Хотел взять Пушкина в науку,
Но кот любовный Лайкин пыл
С негодованьем отклонил,
Считая, видно: «Дружба – дружбой,
А табачок, пожалуй, врозь!» -
Как испокон веков велось.
По правде говоря, кому ж бы
Могло бы в голову взбрести
Такие новшества ввести?
55
О, жрицы Весты легковерной,
Вас уподоблю я весне:
Вы вместе с ней мечтой прескверной
Ко мне являлися во сне.
А вот предмет раздоров в Трое –
Не жрица Весты, а иное;
В ней нам звучит иной мотив:
Елена - не паллиатив [24]!
Её равняя с знойным летом,
Я ею был лишь увлечён,
И Лаечка весенний сон
Вдруг предпочёл и стал поэтом –
Рабом мечтательности уз.
Ну что ж - у всякого свой вкус!
56
О, не взывайте: «Где вы, где вы?»
Быть может, кончился обед
И призываемые девы
Во избежанье тяжких бед
Пошли платить оброк покорный
Природе и… сидят в уборной.
Вотще останется ваш зов:
Теперь им не до нежных слов
И нет желания быть вместе.
Их целомудрие щади
И на себя ты погляди,
Сидящего на ихнем месте!
Ходя звонить Голованю [25],
Ни слова я не оброню.
57
Ребёнка первого рожденье
Весь Лайкин изменило быт:
Всё для младенца ублаженья,
А пёс не чёсан и забыт,
Презрен, обижен, угнетаем!
Любовью прежней не встречаем,
Он, свой не понимая грех,
Просил прощения у всех,
Всем раскрывал свои объятья,
Всем в руки тыкал мокрый нос,
И ждал ответа на вопрос:
За что подвергся он изъятью
Из душ и из людских сердец,
Чем он виновен, наконец?
58
В ответ лишь новая обида:
Раз Оля не пошла в ЛАБАЗ [26], -
Не вынеся Лаюшки вида,
Его схватила и тотчас,
В час упоительный и ранний,
В своей большой глубокой ванне,
Блох потопив свирепых рать,
Лаюшку принялась стирать:
- Купайся, Лаечка, не фыркай,
Чтоб блошек больше не имел!
Ты снова станешь чист и бел!
Но, оскорблённый этой стиркой,
Став на дыбы, упёршись в край,
На ванну Лайка поднял лай.
59
Фам де мэнаж [27] Марья Антонна,
Придя на следующий день,
Схватила пса бесцеремонно -
И в ванну, в мыльную кипень
Несчастный Лайка снова брошен!
Повторной стиркой огорошен,
Решил Лаюк, что, может быть,
Его решили утопить.
Но, люди, люди, вы забыли,
Что не допустят небеса
Его, невиннейшего пса,
Обречь на смерть в вонючем мыле
И могут Лайке подсказать:
Скакни и скройся под кровать!
60
Но кто виновник всех несчастий,
Разбивший жизнь его навек?
Кто на него наслал напасти?
Кто ж этот гадкий человек?
Пытливо посмотрев и зорко,
Узрел Лаюк, что это – Жорка [28].
Змеёю чёрной тотчас зло
В собачью душу заползло!
Он, жаждою пылая мщенья,
Избравши подходящий миг,
Ребёнка в комнате застиг,
Оскалил пасть для устрашенья,
Шерсть поднял дыбом, как рога,
И на пол уронил «врага»!
61
Поднялся крик невероятный!
Звонил повсюду телефон
И, истерически невнятный,
Передавал прислуги стон:
Чтобы родители мужались,
Что пёс с младенцем разодрались,
И повторялося на бис,
Что пёс противника загрыз!
Слёз в телефон вливалось море,
Плач, вой – хоть вон святых неси!
Без памяти вскочив в такси.
Родители примчались вскоре,
Но успокоились, узнав,
Что Жорка их и жив, и здрав.
62
Герой всей этой суматохи
Всех больше перепуган был
И, слыша вопли, крики, вздохи,
Сокрылся, мрачен и уныл.
Он слышал, весь дрожа со страху,
Что возведут его на плаху
И шприц – людей прощальный дар –
В него вонзит ветеринар.
Свершилось! Лайка взят на леску [29].
Его к «Дофину» волокут
И, как решил Шемякин суд,
Везут в последнюю поездку,
Где в глубине реки времён
Исчезнуть пёсик осуждён!
63
Коль нет состава преступленья,
Никто не ранен, не убит,
Должно б настать успокоенье
И всё принять свой прежний вид.
Но здесь моя бессильна лира,
Здесь гений надобен Шекспира,
Когда, глядя на черепок,
ГамлЕт, грустя, промолвить смог
Два слова только: «Бедный Йорик!»
Я скорби бы не снёс такой
И, верно, кончил бы с собой,
Коль рок мой был бы столь же горек:
Сказать два слова, как Гамлет,
На Лайкин глядючи скелет!
64
Когда ты судишь кровопийцу,
Кому-то вскрывшему живот,
Иль Дюссельдорфского убийцу
Готов послать на эшафот,
Ты должен строгим быть, но разни
Убийство ото смертной казни.
И ты, преступник, если нож
Всё ж над невинным занесёшь
Или с жестокостью бесцельной
Всех обстоятельств не познав,
В собачьих нарушенье прав
Присудишь Лайке шприц смертельный, -
Тебя ж сразит твой приговор
Как несмываемый позор!
65
Последний луч у небосклона
Сиял земле, и тих, и ал,
И с неба голубого лона
Хранитель-Ангел снизлетал.
Гонитель зла из душ и мыслей,
Он в вёдрах двух на коромысле
Деяний благостных поток
Для душ озлобленных волок.
И вдруг его сверкнули очи
Негодованием! И вот
К земле ускорил он полёт;
Скатившись вниз, что было мочи
И, вёдер не жалея кладь,
«Дофина» начал поливать!
66
Не сдержан крышею дырявой,
Поток благословенных вод
Ворвался внутрь бурливой лавой,
Как лопнувший водопровод,
Всю Олю, будто дождь, обкапал,
Смочил подушки, брызнул на пол,
И Олю одолевший бес
Бесследно навсегда исчез!
Добро «Дофина» осияло,
А сердце Олино – любовь.
Лицо зарделось, как морковь.
И, не колебляся нимало,
Движенья оскорбив закон,
Свернула в рю дю Посийон [31].
67
Звонит. Небритый и лохматый,
Я мчусь с поспешностью с крыльца.
- А Лаечку везёшь куда ты? –
Гляжу: на Оле нет лица,
Оно отчаяньем изрыто,
Слезами горькими залито,
А вся фигура – пышный пук
Из скорби, горестей и мук!
Зову, не медля для отдышки,
В ближайшее кафе с собой:
- Ах, Оля, Оля, что с тобой? –
Опять свалилася на шишки?
Но мне, забившись в тень угла,
Ответить Оля не смогла!
68
Пойми, читатель, ведь не диво,
Что тем, кто снёс такой удар,
Лишь только шесть стаканов пива
Вернуть способны речи дар!
Но здесь? Здесь дело было горше,
Пришлося выпить вдвое больше,
Пока услышал я рассказ,
Который и не скрыл от вас.
Вновь повторять неинтересно:
Ты ж знаешь, как небес гонцы,
Схватив «Дофина» под узцы,
Его спасли у края бездны
И повели стёзёй иной,
Напомнив Оле адрес мой.
69
Трагедий знали много все мы,
Не буду портить печень вам,
Раз ваши нервные системы
Тяжёлых не выносят драм.
Не опишу вам ни рыданья,
Ни всестороннего лобзанья,
Ни жаркого объятья рук,
Которым предан был Лаюк.
Но горе было так глубоко,
Когда в прощальный с Лайкой час,
Мне Оля отдала приказ:
- Храни же, как зеницу ока!
В потоке захлебнувшись слёз,
Я в этом клятву ей принёс!
70
Друзья, восхвалим Провиденье,
Прогнавшее кошмарный сон!
В моё бесспорное владенье
Теперь Лаюк переведён.
Сияй же, солнце новой жизни!
Своим лучом на Лайку брызни
И укажи его стопам
Счастливым следовать тропам!
И да устелют эти тропы
Ковры, сплетённые из роз,
И аромат вливают в нос
Нарциссы и гелиотропы,
И чтобы каждый тот цветок
Пах, как говядины кусок!
ГЛАВА Ш
71
Фатимы рассмотрев творенье
От носа до конца хвоста,
В восторг души и умиленье
Я приведён был неспроста:
Не кабыздох он, не поганец,
А чистокровнейший испанец,
Кого язык российский наш
Назвал презрительно: лягаш32.
Но справедливо ли, однако?
Я разницы меж ним и мной
Не вижу ровно никакой:
Я – Человек, а он – Собака.
Природа без больших хлопот
Могла б создать наоборот.
72
И я б не возбудил протеста,
А Лаечка, конечно б, да!
Коль поменяем наше место,
Мне будет рай, ему – беда!
Его протест мне очень ясен,
И с Лайкой я вполне согласен.
Оставшись каждый при своём,
Мы с ним прекрасно проживём.
Меняться глупо и жестоко,
А потому теперь мы с ним
Судьбу напрасно не корим,
Веленьям подчинившись рока.
Но в жизни будущей потом
Мы нашу роль перевернём.
73
Теперь его опишем внешность:
Хоть небольшой, но стройный рост,
Очей невинная безгрешность,
Большие уши, куцый хвост;
На лапах носит мокасины
И никогда не пахнет псиной.
А на заду мой рыжий франт
Хранит кудрявый перманант [33].
Его жабо – сей никудышный
Приют для странствующих блох –
От шеи и до самых ног
Гирляндою свисает пышной,
Лик украшает чёрный нос,
А череп – пряди рыжих кос.
74
Коль над глазами уши сложим
Ему, вниманье обратим,
Что сразу станет он похожим
На волка страшного (нас с ним
В далёком детстве очень рано
Знакомит «Бабушка Татьяна» [34]),
Когда неприхотливый волк,
В старушках понимавший толк,
К бабусе залезает в спальню.
Давясь, проглотит, наконец,
Надевши бабушкин чепец
И развалившись пренахально,
Он Красной Шапочки приход
В постели бабушкиной ждёт.
75
Герой бульварного романа
Безгрешен, храбр, как лев, умён.
В нём добродетель без изъяна,
И слабостей не знает он,
Пороков, зла и наипаче!
С моим всё обстоит иначе:
Когда клонит он скромно взор,
Уже я знаю - что-то спёр.
Когда ж содеянной им кражи
Определяется предмет,
Он на укор рычит в ответ,
Раскаяться не мысля даже,
И, зная, что не будет бит,
Победный сохраняет вид.
76
Не знаю, почему уж, веря,
Что друг его никто иной
Как лишь растяпа и тетеря,
Он не считается со мной,
Когда ему грожу я плёткой,
Подходит он походкой кроткой,
Но, знаю я, моих угроз
Не принимает он всерьёз.
Когда ж я угрожаю смертью,
Он приближается опять
И начинает танцевать
Своей обычной круговертью,
Чем выражает свой экстаз.
Его прощаю в сотый раз!
77
Нас дружбы с ним связали узы,
Одним палимы мы огнём,
Нам общий дар послали Музы,
И гимны вместе мы поём,
Но только несколько иначе:
По-русски – я, он – по-собачьи.
К нему я завистью томим:
Его талант неистощим!
Углы, столбы, окошки, зданья –
Всё темы для поэм его,
И не оставит ничего
Без своего он описанья,
И не найдёшь ты в Икле – нет! –
Им не описанный предмет!
78
В свои младенческие годы,
Не зная исхищрений зла,
Он многие познал невзгоды.
Так, раз коварная пчела
В нос, движимый лишь любопытством,
Его ужалила с ехидством
И прочь умчалась взмахом крыл,
А Лаечка сидел и выл.
О! Ваше сердце задрожало б,
Когда б его вы зрели взор
И нос, распухший в помидор,
И скорбность справедливых жалоб!
Но с той поры ни ос, ни пчёл
Не трогать Лайка предпочёл.
79
Уйди от зла – придёшь ко благу,
А в награжденье благу – рай!
И Лайка полагал отвагу
В едином слове – «утекай!»
Сей философской точки зренья
Держался он без отклоненья,
Запомнив жизненный урок.
Что ж! Осторожность не порок!
Но быть должны и ей границы -
Уж бабочек иль мотыльков,
Как каверзных и злых врагов,
Всё ж опасаться не годится.
Мой подозрительный герой
Считал и их ловушкой злой.
80
Он рассмешил меня до колик!
В лесу тогда мы были с ним.
Нежданно дикий серый кролик
К нам выскочил прыжком одним
И сел с испуга, растеряха!
Тут Лаечка, дрожа от страха,
Укрылся за моей ногой,
Откуда скорбный поднял вой.
Напуганный ужасной встречей,
Он в кролике зрел смерти лик
И предавал себя в тот миг
Одной защите человечьей.
Без риска жизнью в этот раз
От кролика я Лайку спас!
81
Могли б от страха умереть мы,
Когда внезапно из куста
С свирепостью, достойной ведьмы,
С метлой поднятого хвоста,
На нас бы выскочила кошка,
Нас обратить грозя в окрошку!
В решеньях быстр, душой не слаб,
На прыткость положившись лап,
Бежал герой! В седьмом квартале
Его нашёл я под крыльцом,
От страха свёрнутым кольцом.
Я не винил его: едва ли
Развитую им в бегстве прыть
Он раньше б мог затормозить.
82
Что в день грядущий мне готовить?
Чего б такого изобресть?
Коль недоволен будет, он ведь,
Пожалуй, и не станет есть.
Чем ублажить его сегодня?
Что милости его угодней?
Во власти этих тяжких дум
Брожу, нахмурен и угрюм.
Стал равнодушен он к курёнку…
Быть может, нынче на обед
Ему поджарю я котлет,
Так как вчера он ел печёнку?
Причиной множества забот
Является его живот.
83
Нелёгкой ставится задачей,
Чтоб мой прекрасный Адонис -
Хотя и Адонис собачий –
В еде не проявлял каприз.
Порой его кормлю я с ложки:
За здравье мамы… папы… кошки,
За ямб… хорей… за анапест…
Тогда он слушает и ест.
Не показалось бы мне странным,
Коли потребует он вдруг,
Чтобы его кормили с рук
И с уговором постоянным,
Как кормят маленьких детей.
На то похоже, ей же ей!
84
Для соблюдения приличий,
Коль новый предположен брак,
Есть в эмиграции обычай
Родителям писать вот так:
«Наш сын, мсьё дэ [35] Пупков Вавила,
С Матрёной дэ Убей-Кобыла
Собрались на неделе той
Супружескою стать четой».
Когда сим брачным объясненьем
Предупреждается о них,
Тогда невеста и жених,
Гордясь своим происхожденьем,
Воркуют парой голубков:
Убей-Кобыла дэ Пупков!!!
85
Тщеславия не мучим жаждой,
Я всё же передал в печать:
Да ведает знакомый каждый,
Кому охота это знать,
Что я дэ Лайку и дэ сучку
Благословил идти на случку,
Но поздравительный визит
Никто пусть делать не спешит!
На знатность указав рожденья
Венчаемого ныне пса,
Я уничтожил голоса
Хулы его происхожденью,
Не дав в обиду той среде,
Где не обходится без «дэ».
86
Читатель мной предупреждаем:
Дефектов нет у нас в роду,
И мы не лаптем щи хлебаем,
Чтоб это он имел в виду!
Я «дэ» поставил не из чванства,
Хоть не французского дворянства
Мой Лайчик, всё ж испанский гранд
По крови, в жизни ж – эмигрант,
В чём виновата только Ева:
Её нелёгкая несла
Познания добра и зла
Запретное ограбить древо!
Но предок Лайки не был шал:
Не грабил, только орошал.
87
Однако Евы шуры-муры
На всех накликали беду.
Змееобразные амуры,
Происходившие в саду,
Остаться не могли в секрете,
И за художества за эти,
Моральный выяснив уклон,
Всех попросили выйти вон!
И, несмотря на уверенья
О неучастии во зле,
Лаюшкин предок, в том числе,
Подвергся также выставленью.
Неосторожный приговор:
Увяло дерево с тех пор,
88
Оставшись вдруг без орошенья,
Познание увяло с ним.
Все мы теперь без исключенья
Добра от зла не отличим,
А потому деянье злое
Принять готовы за благое.
И кто из нас сказать бы мог,
Где добродетель, где порок?
Кто осветит наш ум и души?
И кто же, в знаньях преуспев,
Укажет сердцу зрелых дев
На грешность стричь собачьи уши?
Такой энергии исход
Никто добром не помянёт.
89
Вы никогда не разберёте,
В чём девы ищут жизни смысл,
Кружася, как в водовороте,
Вне лет, и времени, и числ,
И мне ответите: «Бог веси!»
Я ж вам скажу: «В её процессе!»
Но направляет сей процесс
По временам то Бог, то бес.
Так получалось у Маруси,
Когда энергией она
Неукротимою полна,
В своём орудовала вкусе.
Тогда бывало, что ей в мёд
Чёрт ложку дёгтя подольёт.
90
Маруся восемь раз в неделю,
Впадая в деятельный транс,
С утра носилась по Брюсселю,
Как ошалевший амбуланс [36]:
То лет 80-ти девицу
Тащила на себе в больницу,
То из больницы на покой
Везла кого-нибудь домой,
То вдруг, узнавши о недуге
Иль даже о похоронах,
О распре в брЮссельских церквях,
Иль о рожЕницы испуге,
Неслась она тотчас же туда,
Где приключилася беда.
91
Ко мне в припадке вдохновенья
Зашла, носясь до темноты,
Как мимолётное виденье,
Как демон вечной суеты!
И, обругав, что бью баклуши,
Остригла Лаечкины уши,
Их обозвав комком мочал.
Пёс скорбно взвыл и зарычал!
Маруся ж, обзаведшись щёткой
И раздобывшись гребешком,
От блох французским порошком
Терзала Лайку. Он же кротко
Ждал, чтоб пришёл бы, наконец,
Её энергии конец.
92
Создай собаке жизнь собачью –
Счастливой сделаешь её.
Попробуй, поступи иначе -
Ты ей отравишь бытиё.
Читатель, разве в нашей власти
Умерить женские нам страсти
И на другой полезный путь
Их постараться повернуть?
Признаюсь, я глядел с опаской,
Когда летел за клоком клок,
И бедный Лайка изнемог,
Такое пережив фиаско,
И, рок свой горестно кляня,
Смотрел уныло на меня.
93
Конечно, эту неприятность
С недавней вовсе не сравнять,
Когда смертельную опасность
Случилось Лайке избежать.
Когда б ужасной этой были
Вы очевидцем тоже были,
То, гарантирую, домой
Вы возвратились бы седой!
Предупредить спешу, во-первых:
Коль сердцем ты, читатель, слаб
Иль неуверен был когда б
В своих больных и слабых нервах –
Опасность смерти велика!
Теперь начну издалека.
94
Когда наследники старушки,
Дождавшись смертного конца,
Продавши дом, из комнатушки
Прогонят бедного жильца,
То он, изгнаньем удручённый,
Искать квартиру обречённый,
По граду ходит целый день,
Как неприкаянная тень.
Так было раз с моим знакомым,
Метавшимся и вкривь и вкось,
Пока ему не удалось
Обзавестися новым домом,
Куда он после многих слёз
Свои пожитки перевёз.
95
Он, по характеру не скрытный,
Свой обозначил новый кров
На двери карточкой визитной:
«Месьё Никола Сердюков».
Окно его полуподвала
Сперва решётка закрывала
И заслоняла белый свет.
Он снял её, не чая бед.
На высоте людских подмёток
Чудесный открывался вид,
Когда перед окном стоит,
Судача, пара праздных тёток
Или прохожий кобелёк
Окна помоет уголок,
96
Избрав его своей мишенью.
Своеобразная тесьма
По тротуару длинной тенью
Ползёт собачьего письма,
Родя в сородичах желанье
Ответить на сие посланье.
И вот одна и за другой
Стоят с приподнятой ногой
ЖакИ ПегИ и Пенелопа,
Иного места не ища,
Работают все сообща.
От нового того потопа
Мсьё Сердюков, освирепев,
На них бросается, как лев.
97
Гуляя, к скверу по дороге
И Лайка занялся окном.
Вдруг Сердюков встал на пороге
И загремел, как Божий гром:
- Ну, посмотрите! Эти твари!
Перед окном! На тротуаре! –
И угрожал он Лайке вслед
Отрезать нужный так предмет!
Предмета этого натуру,
Что наш брюссельский Ювенал
Отрезать Лайке угрожал,
Назвать препятствует цензура.
С тех пор опасную межу
Я с Лайкой боком обхожу.
98
Но прочь, кошмарные виденья!
Их призраком себя не мучь.
Теперь я опишу мгновенья,
Что озаряет счастья луч,
Позволив Лайкиной особе
Блаженство чувствовать в утробе
И райским предаваться снам,
Так редко нисходящим к нам!
Но не берусь его хвалить я,
Зане бессовестно закон,
Не усумнясь, нарушил он
Во время этого событья.
Но опишу – куда ни шло –
Как это с ним произошло.
99
Всю повесть изложу я вкратце:
Раз на квартире у меня
Порешено было собраться
На праздник полкового дня
И помянуть былую славу.
Но как же накормить ораву?
Известно: от голодных брюх
Скисает воинский наш дух!
Должна быть водочка в запасе –
Без ней не обойтись никак! –
Вино, Мартелевский коньяк, –
Его ж приемлют и монаси! –
Селёдка, шпроты и пирог
Полезны тоже для кишок.
100
Предвидя светопреставленье
В двух скромных комнатах моих,
Я робко выразил сомненье,
Что разместиться можно в них,
И долго скрёб себе затылок:
Где ложек взять, тарелок, вилок?
И нету скатерти на стол!
Ну, словом, в ужас я пришёл
И порешил, что удавлюся!
Пускай оплакивают все!
Вдруг нашу белку в колесе
Припомнил и воззвал: «Маруся!»
Я ей, всех горестей врачу,
Бразды правления всучу!
101
Но надо быть здесь Гостомыслом
Для описанья тех эпох,
Когда, подняв дым коромыслом
И в дом внеся переполох,
Во вкус вошедшая вдовица
На сто процентов разъярится
И всей истории исход,
Как хочет, так и повернёт!
Да! Если б только вы взглянули,
Хотя б всего глазком одним,
На этот чад, и пар, и дым,
Чем сковородки и кастрюли,
Зефиры отравив кругом,
Перепугали целый дом!
102
Однако наша повариха,
Чьё имя сохранит скрижаль,
Взад и вперёд носилась лихо
И не учла одну деталь:
Не оставлять ни дня, ни часа
Без наблюденья кило мяса,
Коль пса кормить пришла пора.
А пёс, не кормленный с утра,
Конечно, расположен к краже
И особливо, если нос,
Работая, как пылесос,
В себя вбирает дух говяжий
И соблазнительную снедь
От Лайки требует спереть.
103
И вот Лаюшка влез на кресло,
Скакнул, как истый акробат,
И… мясо со стола исчезло,
Им унесённое в свой флат [37].
Конечно, поступил он гнусно,
Но мясо пахнуло так вкусно,
И провоцируя, и зля,
Что утерпеть никак нельзя!
Демократическою шавкой
Аристократу быть зазор.
И если ты уж мясо спёр,
Питайся тихо и не чавкай,
А то к Марусе на правёж
Ты непременно попадёшь!
104
А от неё не жди потачки!
Читатель, если б видел ты
Перипетии дикой скачки:
Мелькали Лайкины пяты,
За ним с настойчивостью храброй
Неслась Маруся с длинной шваброй,
Пока, забившися под стул,
Добычу Лайка не сглотнул.
Смирясь пред доводом рассудка,
Утихомирилась вдова,
В чём полностью была права:
Не вынимать же из желудка?
Лаюк же, мясо проглотив,
Почувствовал, что сыт и жив.
105
Маруся, бедная Маруся,
Царица наших лотерей!
Не знала ты, какого гуся
Ласкала у ноги своей!
Не знала ты его повадок,
Ни хитрости, ни прытких пяток.
И был им от тебя сокрыт
Его могучий аппетит.
Да, он не образ совершенства!
Но, друг читатель, посмотри
Ты на него, когда внутри
Он полн довольства и блаженства,
И переполненный живот
Песнь колыбельную поёт.
ГЛАВА IV
106
Зима. Снаружи грязь и слякоть,
Сапог мой сношен и дыряв,
Но Лаечке ведь нужно ж… плакать
Готов я, рифмы не сыскав!
Друзья, быть может, при охоте
И сами вы её найдёте,
Я ж должен выходить скорей:
Толчётся Лайка у дверей.
Когда ж, с гуляния прибыв, мы
Продолжить захотим рассказ,
То вы порадуете нас
Находкой ускользнувшей рифмы,
И, как поток весенних вод,
Поэма дальше потечёт.
107
Когда мы с Лаечкой гуляем,
Он из восторженной груди
Кварталы оглашает лаем,
Несясь далёко впереди,
Весь одержим безумным ражем.
Мы всех собак разбудоражим:
Из-за дверей, из-за окон
Гремит собачий лексикон!
Но чем возмущены собаки,
Что им Лаюк наговорил,
Чем возбудил их бранный пыл,
Для нас останется во мраке,
Зане весь этот вой и лай
Как хочешь, так и понимай!
108
Глаза бы ваши стали рогом,
Когда бы видели вы бой,
Который завязал с бульдогом
Неустрашимый мой герой.
Противник был огромный, дюжий,
Хотя ужасно неуклюжий,
В чём Лайка видел свой профИт [38],
Решившись сбить его с копыт.
И вот, к свирепому бульдогу
Нежданно с тыла подскочив,
Коварен, зол и неучтив,
Он в заднюю вцепился ногу,
А после раза три подряд
Он укусил бульдога в зад.
109
На две распластанный лопатки,
Вскочил обиженный бульдог
И бросился… Тут без оглядки
Пустился Лайка наутёк.
Но был настигнут! В злобе страшной
Бой разыгрался рукопашный,
В котором доблестный мой пёс
Урон противнику нанёс.
Кровопролитное сраженье
Закончилось на мостовой,
Остановив перед собой
Автомобильное движенье,
Покамест мне не удалось
Их растащить далёко врозь.
110
Но всё ж мне показалось странным,
Что неказистый мой Лаюк,
Не обладавший пылом бранным,
Как будто изменился вдруг,
Пошедши первым в наступленье,
Нахальством выиграл сраженье,
Во прах противника поправ, -
Точь-в-точь Давид и Голиаф!
Теперь за ним смотрю я в оба,
Боясь, чтоб этот инцидент
В любой им избранный момент
Не повторился б после пробы;
Ведь Голиафа мой Давид
Навряд второй раз победит.
111
Своё припомнив обещанье
В пятинедельный кончить срок
Поэму, делаю признанье,
Что слова я сдержать не мог.
И вот вам главные причины:
Приезд сестры из Аргентины,
Недели три был сильный грипп,
Затем один достойный тип
Бельгийского парашютиста
Без просыпа день изо дня
В кафе приветствовал меня,
Пока не пропился начИсто!
Но главное, скажу я вам,
Конечно, был Онегин сам.
112
С ним было Пушкину нетрудно,
Столичный этот куролес
В деревне вёл себя паскудно:
Прибыл, влюбил, убил, исчез!
Вернувшись с жаждой новой бучи
И встретив Тани взор колючий,
Он стал пред ней, раззявив рот,
В неё влюбившись в свой черёд.
И без смущения и тени
Ей в форме письменной – нахал! -
Своё желанье излагал
Облобызать её колени,
На что, хотя и польщена,
Не согласилася она.
113
Я не берусь вам дать расценки
Всех акций и сказать, почём
Котируются дам коленки
В сравненье с грудью и плечом.
Но раз Онегин был пройдоха,
То дело понимал неплохо;
На стирку ж ног в ручье из слёз
У Тани он предвидел спрос.
Но та иль эта ли детали
Иль просто женщина «ан врак» [39]
К себе наш любопытный зрак
Без перерыва привлекали,
И беспредметен будет спор
О том, что больше тешит взор.
114
Дианы грудь, ланиты Флоры
Иль прочий дамский атрибут,
Бочок иль ножка Терпсихоры
Нас с ранней юности влекут.
Все эти дамские соблазны
Могучи и разнообразны,
И невозможно не подпасть
Под их волнующую власть.
Но всё ж они не без дефекта,
Затем что дамский арсенал
Одну подробность прозевал,
Что действует не без эффекта:
Мой Лайка подходил бочком
Лишь только к той, чей хвост – крючком.
115
Я вам описывать не стану,
Особенно Большим Постом,
Юнону, Фрину иль Диану
Со страстью зыблемым хвостом.
Не только б наш брат-греховодник –
Тут соблазнился б и угодник.
Природа, значит, неспроста
Лишила женщину хвоста.
По сотворения программе,
Сей соблазнительный предмет,
Способный принести нам вред,
Отпущен был собачьей даме,
Эксплуатируемый ей
Для привлечения мужей.
116
И мы Лаюшку не осудим
За склонность нежную к хвостам:
Не нам, лишённым счастья людям,
Постичь весь шарм собачьих дам.
Для наших чувств – увы! – изъяты
Хвостов собачьих ароматы;
Мешают нам причины те ж
Собачий составлять кортеж.
И только лишь из подражанья
За той ли дамой иль другой
Мы тесной движемся толпой,
Естественное скрыв желанье.
И шансов те, кто ближе всех,
Имеют больше на успех.
117
Пока на взмыленном Пегасе
Я ускакал невесть куда,
Онегин снова восвояси
Уехал раз и навсегда,
Давая Пушкину возможность
Избегнуть положений сложность,
Не вздувши в Тане огоньку
Рога наставить муженьку.
Но как мне быть с моим героем,
Который целый Божий день,
Как неприкаянная тень,
За мною бродит и о коем –
Хотим мы или не хотим –
А всё ж писать не прекратим?
118
О, критик сей моей поэмы!
Во многих каюсь я грехах,
И уж сама греховность темы
Во мне родить готова страх:
А что, коль впрямь осуществится,
Что предрекла одна черница?
Тогда моих писаний плод
В земле приюта не найдёт!
Но всё же буду я утешен,
Хоть о поэме и скорбя,
Мой критик, тем, что ждёт тебя,
Предполагая, чем ты грешен.
Твоим грехом придётся, знать,
Твою могилку украшать.
119
Теперь я доложу мотивы,
Что ныне разрешают мне
Предвидеть мрачность перспективы,
Непривлекательной вполне.
И приведу тебе я в ясность,
Какая ждёт тебя опасность.
В твоей столь каверзной судьбе
Я не завидую тебе!
Но расскажу всё по порядку:
По неотложнейшим делам –
Каким, уже не помню сам –
Я из Москвы поехать в Вятку
Был очень спешно принуждён.
Купил билет, вошёл в вагон.
120
В купе сидел уже дородный
Купчина с рыжей бородой,
Монашенка из подгородной
Обители, с лицом святой.
Затем вошла в купе бабёнка,
С ней пятилетняя девчонка,
Поднявшая тотчас же вой
Особой нотой заливной.
С капризной справиться девчонкой
Никак мамаша не могла,
Подшлёпник ей дала со зла.
Та отмахнулася ручонкой.
Изобразив в лице испуг,
Монашка подскочила вдруг.
121
- Мать Богородица честная!
Да видел ли такое свет?
Ты знаешь, капризулька злая,
За этот грех прощенья нет
Ни в жизни той, ни в жизни здешней
И что руке твоей-то грешной,
Ударившей родную мать,
По смерти из земли торчать!
- Опомнись, мать! Когда ж бывало, -
Сказал с сомнением большим
Купец, - что всё, чем мы грешим,
По смерти из земли торчало?
Тогда на кладбище бы нам
И заглянуть-то было срам!
122
В словах купца немало веса
И над монашкой перевес,
Но все живём мы в век прогресса
И всевозможнейших чудес,
И кто бы мог тут поручиться,
Что с нами это не случится?
Коли ж монашенка права –
Пропала наша голова!
Большие вышли б беспорядки:
Наверное бы целый лес
Наружу из земли полез,
Как спаржа из хорошей грядки!
Тогда б к тебе – имей в виду –
Я на могилку не пойду!
123
Прости, читатель, отступленье:
И Пушкин их не избегал:
Как он, я чувствую влеченье
Коктейлем полнить мой бокал!
Особый вкус есть в сём напитке.
Когда ты не теряешь нитки,
То не грозит тебе ничуть
В нём беспросветно утонуть.
И нет мне трудности в проблеме,
Хоть и ускачешь далеко,
Опять свободно и легко
Свернуть к первоначальной теме,
Проделавши изрядный крюк,
Где терпеливо ждёт Лаюк…
Примечания автора и публикаторов
1. «Стелла» - марка бельгийского пива.
2. Контрибусьон - государственный налог (франц.).
3. Карт-д'идантите - карточка удостоверения личности (франц.).
4. Вик-энд – конец недели, выходные (англ.).
5. Клаксон - автомобильный гудок.
6. «Дофин» – марка автомобиля.
7. Арденны – возвышенность на юге Бельгии, частью во Франции и Люксембурге (прим. публикаторов).
8. Спи - местечко в Арденнах.
9. Шато – замок (франц.).
10. Гренадин – густой сладкий сироп красного цвета из граната (прим. публикаторов).
11. Адьё – прощай (франц.).
12. Педи-гри - родословная породистых животных (англ.).
13. Глетчер – ледяная река, ледник, спускающийся в долину (прим. публикаторов).
14. Рю Обема – название улицы, в данном случае – адрес хозяев щенка.
15. Саламат – жидкая каша из прожаренной муки с маслом (прим. публикаторов).
16. Готтентоты – южноафриканское племя (прим. публикаторов).
17. WC – известное все заведение.
18. Балатум – вид покрытия пола (прим. публикаторов).
19. Икл – коммуна в Брюсселе.
20. «Урби орби» - «Городу мир» (с лат.). Благословение Римского Папы на Новый год.
21. Этербек, Форе, Сен-Жиль, Иксель – коммуны, образующие Брюссельский столичный округ (прим. публикаторов).
22. Деменажировать – переезжать (франц.).
23. Авеню Арнольд Дево - большая улица в Брюсселе, в данном случае новый адрес хозяев Лайки.
24. Паллиатив - временная замена (с франц.).
25. Горбань - приятель автора.
26. ЛАБАЗ – в данном случае аббревиатура места работы приятельницы автора Ольги Веселовской.
27. Фам де мэнаж - домработница (с франц.).
28. Жорка (Георгий) – сын Наташи и Жени, внук Ольги Веселовской (прим. публикаторов).
29. Леска – здесь: поводок.
30. Дюссельдорфский убийца – маньяк Петер Кюртен по прозвищу «Дюссельдорфский вампир», признанный виновным в многочисленных нападениях и убийствах, который казнён в 1932 году (прим. публикаторов).
31. Рю дю Посийон – улица, где жил автор (прим. публикаторов).
32. Лягаш – спаниель. Эта порода собак имеет испанские корни (англ. spanoel – испанский). Прим. публикаторов.
33. Перманант – постоянная завивка.
34. «Бабушка Татьяна» - книга «Сказки бабушки Татьяны» (прим. публикаторов).
35. Приставка «дэ» к фамилии означает во Франции и в Бельгии принадлежность к аристократии.
36. Амбуланс – машина скорой помощи, неотложка (франц.).
37. Флат – однокомнатная квартира (англ.).
38. Профит – выгода, преимущество (франц.).
39. Ан врак – в целом (франц.).