В лучах карликолепия бонсая,
который пережил вторую сотню
увечных лет, в лицо родне бросая
бязь микросолнца,
за ширмой раздвижной, традиционны,
как звёзды, исповедуя японский,
кодируя от глаз чужих законы,
живут японцы.
И вышивают натуральным шёлком
малюсенькой страны манящий сканворд,
и постригают хризантемам чёлки.
Внимаю сказке
о мышке из старинного квартала,
что тащит сырник под кошачье соло
у Чио-сан, что постигает старость,
моргая сонно.
А дочь её, сложив покорно руки,
приветствует туристов: «Сяу-сяу!»
И зазывает в лавку «новых русских»,
лицом сияя.
Окутан ирис тайной акварельной,
искусан иероглифами тонко
и незнакомо, заливаясь трелью,
поёт японка.
2001