Ты да я - почти изгои, нерентабельные люди...
Как увидимся, так спорим и весьма сурово судим...
И готовы мы запоем рассуждать о мироздании.
Ты да я, да мы с тобою - очень странные создания...
Белый, белый, белый, белый снег клубиться облаками.
День шальной и очумелый мы обложим матюгами,
Мы нальем себе столичной и закусим балыками,
А потом ликер клубничный, а потом - не знаем сами...
Спят приматы, сном объяты, над свечой порхает что-то,
И шепчу я: «Кыш, ребята, у меня свои заботы...»
День зашел... К соседке Розе... Грудь твоя луну задела...
Тень на стенке. Двое в позе. Сразу ясно, в чем тут дело.
И всего лишь до рассвета ты свое мне даришь имя.
Я давно привык, что где-то хорошо тебе с другими...
Что урок ты мне от Бога, что твой путь не мной украшен,
Ты сейчас - в моей берлоге... Так что время стало нашим...
Ты зализываешь раны... Я зализываю грезы...
Делим мы с тобой нирвану на колючках пьяной розы.
И блестят зрачки шальные сквозь дрожащие ресницы...
И мое берешь ты имя... И не хочешь им делиться...
И плывет моя пирога между двух ливанских башен...
И дана ты мне от Бога... И мой путь тобой украшен...
И, очнувшись на рассвете, поглядев в глаза друг другу,
Рассмеялись мы, как дети, позабыв пургу и вьюгу...
Так смеются только дети неземными голосами.
И, очнувшись на рассвете, мы без долгих проволочек
Разбежались... Словно дети, поигравшие в песочек…
Вся опухшая спросонья, как оплывшая медуза,
Ты оскалилась мне сонно, подтянув украдкой пузо,
Опосля бессонной ночи, подмигнув мне глазом ушло,
Ты еще раз улыбнулась...
Тускло…
Сыто...
И бездушно...
Так смеются только дети неземными голосами.
1979 г.