***

***
Над ним небес нетканый полог
Раскинут сказочным шатром,
Имеет власть он млечный творог
Черпать Медведицы ковшом.

И даже Месяц, древним родом
Достигший княжеских высот,
Пред ним сочится горним мёдом,
Темнея кратерами сот.

Земных судеб исход отсрочив,
По кельям ангелы сопят.
Вечерит Бог, краюху ночи
Присыпав щёпотью Плеяд.

Но в чём же здесь свобода воли?
Какой расчёт иной звезде,
Крупицей затеряться соли
В обширной Божьей бороде?

***
Каждый мужчина Синяя борода…
Стоит в зеркало глянуть со сна,
Как не борись ты с проклятой щетиной,
Щёки покроет к утру синева.
Верить ли ужасам сказки старинной?
Кровь как любовь женоеду желанна,
Об отпущении смертных грехов
Герцог не спрашивает у капеллана,
На небесах есть заступница Жанна!
Спрячься во мраке и дверь на засов,
Чтобы никто не проник в твою тайну,
Разоблачение чаще случайно…
В душу заглянет собачья звезда,
Выдь Жиль де Ре на минуту из спальни,
Щёки покроет к утру синева.
Каждый мужчина Синяя борода…


Старая фантастика

На далёкой звезде, на Венере
Небо пламенней и светозарней,
На Венере, ах, на Венере
Бродят между хвощей динозавры;

А на красной звезде, а на Марсе
Берега застит алым туманом,
«Аэлита» безмолвствует в «Арсе»,
Точит дева слезу над романом.

Исполинские времени циклы
Надругались над Тумой жестоко,
Улыбаясь во сне, Магацитлы,
Смотрят третьим недрёманым оком,

Марсиане-марксисты убиты,
Отрясают прах с сопел ракеты…
Нежный голос зовет Аэлиты:
«Отзовись же Сын Неба! Ну где ты?»


Первый

Стрелки в шкалах дрожат от азарта,
До предела зажаты пружины,
Ключ на старт и проходит команда
На разрыв основной пуповины.

Кабель-мачта отходит в сторонку,
Содрогаются в пламени фермы.
Вдохи-выдохи пишут на плёнку,
Ну а как же, ведь он станет первым!

Вне Земли не расставлены вехи,
Там движенье почти что на ощупь,
Солнце будит в эфире помехи,
Электроны в наушниках ропщут.

Не смиряется буйство эфира,
Тяготенья разорваны путы,
И впервые в истории мира
Счёт идёт не на дни — на минуты!

Дюзы, будто архангелов трубы,
Высоко взяли ноту — сорвутся?
У конструктора прыгают губы,
Словно, шепчут: «Ты должен вернуться!

За тобою потянутся завтра
Сотни тысяч пилотов, ей богу,
Станешь первым Земли космонавтом,
Людям к звёздам проторишь дорогу!»

Чаша неба полна, но бездонна,
Пригубить её хватит ли силы?..
Но воздвиглась «Востока» колонна,
Атмосферу навылет пронзила,

Сонный сброд облаков растолкала,
И пропала за синею мутью,
И в холодной дали воссияла
Всей своей ослепительной сутью.


***

Встали затемно, вышли под звёзды,
Растянулся обоз вдоль дороги,
У околицы сёстры-берёзы
Белым инеем кутали ноги.

Снег ложился рядном под копыта,
На мостах скрежетали полозья,
Жизнь иная была позабыта
На жестоком январском морозе.

Ни малейшего признака рая,
Только месяц ладьёю бегущей,
Только степь без конца и без края,
Полосатые вёрсты — в грядущем.

А за ними осталась Россия,
И леса и печальные нивы,
Где-то жёны вдали голосили,
С ветром лошади путали гривы,

По торцам гарцевали гусары,
На лорнетах искрилися дужки,
Затевались на паперти свары
Из-за брошеной мимо полушки, 

В ложах с шёлком соперничал бархат,
Лайка ластилась к бархатной коже,
В Петербурге свергали монарха
На собраньях масонскыя ложи.

Ну а кто о Луне помышляет,
Домогается божьей планиды,
Тот умишки людские смущает,
Отвращая сердца от молитвы.

Опрокинуть смутьяна в беззвестность,
На коньке неказистом кауром
Отвезти в отдалённую местность,
Именуемую Байконуром.


Юбилейное

Виден оттиск печати адамовой
На любых человечьих стараниях,
Отсекаются бритвой Оккамовой
Все ненужные оправдания.

От событий столетней замшелости
Остаются бумаги лежалые,
Сочинённые в пору незрелости
Откровения запоздалые.

Но с одним поспешили «открытием»,
Человеков умишки пытливые,
Грандиознейшим в мире событием,
Объясняющих факты кичливые.

До того, как до самой основы
Пошатнулося царствие русское,
Незабвенного лета восьмого
К нам явилося диво тунгусское.


1
За галереей Третьяковской,
Художник в Малом Толмачёвском
(Там, где свирепствовал пожар),
Писал Софию Ренуар,
Ремю, Пера и с ними иже.
Софи — она жила в Париже,
Горел в Москве, как Дрезден он,
Как этот их Наполеон,
За что такая Немезида,
Поди безмолвствует Фемида?
А пепел душит, не вздохнуть.
Пропало всё. Уйди. Забудь.
И вдруг из тьмы, из декаданса,
«Со дна залитого пространства»
Поднялся, словно Божий дар,
Портрет Софии Ренуар. 

2
Окна в мир. Самолет нацелен.
За столом уже нет Христа,
Но апостолы не успели.
Доля хлеба, стакан вина,
Снова доля. Евхаристия
Продолжается без него.
Продолжается истерия.
«Боинг» ангельское крыло
Распростёр, и кровавой каплей
Габаритный огонь повис.
В завершающем мир спектакле
Вызывают его на бис.


ЛИРика

Англичане-скоты уморили Лира,
Дома лишив и короны.
Тому есть свидетельство Вильяма Шекспира,
Чьи заслуги огромны!

И без поддержки продажной прессы
Дочери (Гонерилья, Регана —
Все, кроме последней принцессы)
До нищеты довели старикана.

Но ведь и Лир был упрямец известный,
Ради лестного слова,
Младшую дочь он лишил наследства.
Корделия, будь здорова!

В сопровождении шута скитался
Безумец в поисках правды,
Каким он был, таким и остался,
Но поумнел хотя бы.

Годы минули. Где Кент, где Глостер? —
Лишь жемчуга в короне,
Тот появился, кто вспомнит их после,
В Стратфорде-на-Эйвоне.

Пусть джентльмен заслужил дворянство,
Не пером, а торговлей шерстью:
«Лир, да простится твое упрямство!»
«Благодарю вас, Shakespeare!»


Индийское кино

Храмов каменные груды:
Груди каменных апсар,
Когти алчные Гаруды,
Лики прочих аватар.

Глад и мор? Так это мара!
Богатейшая страна!
Ешь фазана, жуй омара,
Если рупий до хрена!

От брахманов пахнет салом,
Иль сандалом, всё равно:
Эверест — гигантский слалом.
Сплошь индийское кино.

К океану Брахмапутра
Добавляет лепестки,
Инд — всё, что отринул Будда.
Ганг? Грязнее нет реки.

Колесо Сансары скрипом
Будит злобную тоску:
Хинди — Руси, гоп со смыком,
Гонит ветер по песку.

Лейся песня на просторе,
Кшатрий парию обнял!
Афанасий за три моря
Зря хожденье предпринял.

Постпастернаковское
«Быть знаменитым некрасиво»,
И это следует курсивом
Писать, покуда Куросиво
Несёт в Японию икру.

Вам это скажет Куросава:
Несовместимы дзен и слава,
И подтвердит Морозов Савва,
Давно уж канувший во тьму.

Своё возделывая поле,
Писать себе стихи на воле,
Окончив дни в беззвестной доле —
Всё ж лучше, чем такая жизнь:

Продажной прессы злые вопли,
Поклониц розовые сопли,
Всё завершающие «Товсь!» «Пли!».
«Не это поднимает в высь».


***
Пушкин морщит лоб сомненьем,
Наблюдая с сожаленьем
Гад мирских надземный ход,
То с работы прёт народ.

Чем несвежее дыханье,
Дольней лозы прозябанье
Отторгая кое-как,
Освежает он? Тик-так...

Чёрный вечер. Где же снег?
Ветер, ветер... Человек
Не стоит, уж нетверёз.
В белом венчике? Рулёз!

В переулке, как-то вбок
Скверик. В скверике А. Блок
Смотрит вдаль, туда-сюда...
Боже, валим от суда!

В далеке родных осин
На Тверском рязанский сын:
«Ты жива ещё старушка?
Жив и я, привет подружка

Бедной юности моей!
Кинул Русь и, ей-же-ей,
Хорошо мне жить в раю!
Жаль лишь родину мою...»


***
Коль стар ты и праведен, то не ославь жены,
Возлечь с которой не часто хватает силы.
Она была странной девушкой, видела вещие сны,
К ней приходил архангел благовестить о сыне.

Коль одинок и беден, то надо тебя женить,
Пока не стало доступно чудо чужому взору,
Её живот всё заметнее… Дай Господи различить
Волю Твою благую, не убоясь позору!

Коль кесарь затеял перепись — поспеши!
Хотя жена на сносях и вредна дорога
Ей и младенцу, что в сумерках и в тиши
Вот-вот оставит девственную утробу.

Коль выбрал пещеру, где мирно таится скот,
Одной со скотом жену не пои водою.
Да увлажнится сено исходом утробных вод!
Да разродится небо влажной от слёз звездою!


Античное

1
Лицом к лицу, а лиц не разобрать,
Подземный мрак окутывает лодью.
Харон молчит, ему давно плевать
В который миг душа рассталась с плотью.

Холодный Стикс струится вдоль бортов,
Из века в век не знающих прикола,
Паромщик занят изученьем ртов —
А вдруг в ином он не найдёт обола?

Будь ты скупец, будь жертва грабежа,
Или гоплит, забытый в поле брани,
Здесь обыска тебе не избежать,
Харон не возит, не взимая дани.

Пусть как герой ты смерть в бою нашёл,
С мечом в груди выкрикивая Нику —
Ему плевать. Он, выудив обол,
Не вытирает палец о тунику.

2
Отзови солдат, центурион,
Привяжи покрепче псов войны,
Пусть без них уходит легион
В дебри завоёванной страны.

Лямкой службы спины истерев,
Мирных приобщаться пусть трудов,
Позабудут смерть в Долине Дев,
Вытрут слёзы безутешных вдов.

Кашевару в глотку пересол,
Лекарю в то самое… клистир.
Цезарь отбыл драться за престол?
Боги видят, кто тут дезертир!

В Риме суд с заката до зари,
Палачи, претория, закон…
Здесь в рассвет токуют глухари.
Отзови солдат, центурион.

3
Ни вдова, ни мужняя жена,
Ни раба, ни гордая царица —
Десять лет, как кончилась война,
А тебя всё нет. И мне не спится.

Понапрасну вкрадчивый Морфей
Стадо грёз сбивает к изголовью.
Где ж ты бродишь, блудный Одиссей,
Неужели сыт моей любовью?

Знаю, что уже не молода,
Змеи седины проникли в пряди,
Но в одном по-прежнему тверда,
Женихам не уступив ни пяди.

Пусть очаг твой разорят до тла,
До золы удушливой и стылой,
Только тела моего тепла
Им не разорить. Запомни, милый!