От поздней осени пунцовый,
был день закатом завальцован.
Под тенью тюля свет лепился.
Трещал трамвай по Кантапинской.
Перехватив дыханье бриза,
из подворотни пахло рисом,
и брынзы лакомные брызги
искрились весело, как визги
чугунных роликов. Поддато
армянский вагоновожатый
утюжил рельсы еле-еле,
сверяя лемму параллелей.
Давали сорок дней в палатке -
за горьким перцем перец сладкий,
и круто преломляла кинзу
высокоградусная линза.
Казалось, будто целый город
сейчас закладывал за ворот,
пока чувак, дымящий Примой,
трамваем проносился мимо…
А на рассвете, рано очень,
вставало солнце тихо-молча,
чтоб ворковала миру птаха
на просторечьи Карабаха.