Я, мне кажется, был солдатом – тогда, в двадцатом,
когда брат брата терзал из-за пары бородачей и их писанины.
Да, я был первым в расстрельном списке.
Что я сделал не так, до сих пор не пойму,
как не вызнать мне, в чем провинились все те,
кто цеплялся за прошлое исхудалыми пальцами.
Я, мне кажется, был солдатом – тогда, на излёте тридцатых,
когда небо над одной южной страной стало безоблачным,
ясно-беспечным,
словно смеясь над алыми реками там, внизу.
Я глаза закрываю и снова слышу, как пели те,
кто не мог ничего больше сделать –
только петь, считая шаги до кладбищенской стенки.
Я, конечно же, был среди них.
Я, мне кажется, был солдатом – в те сороковые,
с рассвета начавшиеся, конца не узнавшие.
Я глаза открываю и вижу кусты земляники,
я вижу, как капли алели на ягодах красных,
но не помню, чья то была кровь.
Может, даже моя.
Я и сегодня тот самый солдат.
Хотите, считайте дыры меж рёбер.
Столько раз был убит я, что смерть – не пугает,
а поёт колыбельные каждую ночь,
год за годом.
Столько раз был убит я, что почти осознал,
что те самые братья знают только ответы:
вопросов не слышно в глухой тишине
безлюдия тел, не заставших рассвета.