В пустых попытках вспоминать
жильцов двустворчатого дома,
мы исправляем имена
своим невидимым ведомым.
Они сбиваются в орду,
нервозность всасывая в поры,
взрывают замкнутый редут
витком разомкнутого спора.
Они спешат безбожно лгать,
сопровождая жизнь пилота
испанским скрипом сапога
в тисках свободного полёта.
Их выдох означает вдох.
В них нет ни радости, ни боли.
Они плывут, как пыль дорог
за комиссаром высшей воли.